Три закутанные в темные одежды фигуры застыли возле тяжелых деревянных дверей, оббитых металлическими полосами. Гул от их стука еще гулял по высоким сводам собора, как одна из створок начала отворяться. Их ждали.
Оттуда высунулась недовольная старческая мордочка с наползавшим на лоб монашеским клобуком. Однако, узнав стоявших перед порогом храма, монах тут же просветлел лицом и, широко открыв двери, он благоговейно приложился к руке первого из мужчин.
– Смотрю, ждал нас Гермогеша, – митрополит Сергий ласково потрепал по плечу монаха, который и не думал скрывать свою радость от встречи. – Неужто думал, что Господь нас не защитит? – старик тут же яростно замахал головой, словно говоря «Да как вы только могли такое подумать?» – Все хорошо, Гермоген, все хорошо. Закрывай за нами и посмотри тут, – митрополит сделал характерный жест рукой, показывая вокруг. – Нам с братией поговорить надо.
Монах вновь поклонился и, с подозрением оглядев пустынную улицу, закрыл двери и тщательно запер их на здоровенный брусзасов.
Священники же уже пересекли предел храма и через несколько минут оказались в небольшой каморке, в которой почти ничего не было за исключением очень скудного набора мебели: крохотный стол с парой огарков свечей, длинная лавка и колченогий стул.
– Сегодня, братья, мы услышали с вами благую весть о том, что скоро православные получат своего пастыря, а Святая Церковь вновь станет окроплять души так, как и завещал ей Господь, – проговорил митрополит Сергий, оглядев тех, кто пришел с ними.
Стоявший справа от него митрополит Алексий, высокий, осанистый, еще не старый мужчина, негромко произнес:
– Если бы еще несколько дней назад мне кто-нибудь сказал, что меня пригласят в Кремль на встречу с Ант… – он хотел было что-то произнести, но слово так и не вылетело из его рта. – Вы заметили, что он был каким-то другим?
Они молча переглянулись между собой. Многозначительное молчание через некоторое вновь прервал митрополит Алексий:
– Он смягчился…
После вновь воцарившегося молчания заговорил уже Сергий:
– Сказано в Библии… смягчилось сердце твое, и ты смирился пред Господом, услышав то, что Я изрек на место сие и на жителей его, что они будут предметом ужаса и проклятия… Видимо, даже самые черствые из нас прозревают…
Будущий патриарх, сделав небольшую паузу, продолжил. Правда, какие-то странные беспокойные нотки слышались в его голосе.
– Встретили мы сегодня в Кремле одного отрока, – Сергий тяжело вздохнул, потом снял очки и начал осторожно протирать стекла. – С виду это отрок неразумный был, несмышленый еще. Но, братья… странные я речи от него услышал, – старик вновь сделал паузу. – Заговорил он со мной о будущем архиерейском Соборе и патриаршем месте, – у его собеседников удивленно округлились глаза. – Сказал, что мне предстоит занять место патриарха… И теперь смятение поселилось у меня в душе. Не знаю, что и думать… Кто вложил такие слова в уста отрока? И зачем?
Молодой лейтенант со следами плохо заживших ожогов на лице предупредительно пододвинул стул крупному мужчине с породистым мясистым лицом, который по-хозяйски открыл настежь дверь и вошел внутрь кабинета. Прекрасно сидевший на нем костюм из дорогой зарубежной ткани, массивные золотые запонки, высокомерный взгляд – все это выдавало в нем чиновника высокого ранга, имевшего доступ к очень значительным ресурсам.
– Вышинский Андрей Януарьевич, – голова с гладко зачесанными назад волосами недовольно качнулась, едва лейтенант произнес его фамилию имя и отчество, – прошу вас ответить на вопрос.
Он положил ногу на ногу и с неудовольствием протянул:
– Молодой человек, сейчас идет война. Наш наркомат очень занят. Сотрудников не хватает, – как на мошку посмотрел он на лейтенанта, который посмел спрашивать его, заместителя наркома иностранных дел. – Разве Максим Максимович не звонил сюда? Разве это ваше социологическое исследование не могло пройти по телефону для ответственных работников?
Говорил Вышинский очень уверенно, с напором, именно так, как и привык говорить на уголовных процессах 37-го года. В голосе его явно сквозило: кто ты такой? Козявка! А я фигура, человек, который может запросто сгноить тебя в лагерях! Естественно, давала о себе знать уже прочно примеренная им роль главного советского обвинителя, вершителя судеб целых академиков, генералов и даже маршалов. А тут перед ним сидел какой-то лейтенантик, пусть и грозного ведомства, пригласивший его на какое-то там паршивое социологическое исследование. «И вообще, что это за нищебродское помещение? Крошечное! Кругом какой-то завал из странных приборов с лампочками и проводами! Что здесь за самодеятельность творится? Да я этого мальчишку с кривой рожей заставлю на коленях передо мной ползать! Вон и маршалы не гнушались вставать, и он встанет».