Непосланный посланник

Я тут же шагнул назад и в сторону, пропуская его… митрополита Сергия, будущего патриарха Сергия. Сейчас в нем, скромном, можно сказать, бедно одетом священнике, было довольно сложно узнать ту монументальную фигуру первого патриарха в Союзе, которую я помнил еще по школьным учебникам и роликам из интернета.

И едва прошло это узнавание, я, честно говоря, не сдержался и решил схулиганить. Никак иначе совершенное мною дальше назвать было и нельзя.

– Отче, – негромко проговорил я вслед уходящему митрополиту, который, вздрогнув от неожиданности, остановился и начал поворачиваться ко мне. – Все будет хорошо… Архиерейский Собор соберется в срок и пройдет как по маслу. Все будут на месте, у НЕГО не забалуешь… Словом, быть тебе первым советским патриархом…

Митрополит Сергий стоял так, словно только что наткнулся на стену или увидел что-то из ряда вон выходящее. Глаза его были широко раскрыты, дыхание поверхностное частое, лицо раскраснелось. Мне в какой-то момент даже показалось, что его сейчас хватит удар.

Он не отрываясь смотрел на меня, словно что-то искал в моем лице, чьи-то черты, но не находил.

– Кто ты… отрок? – судя по его заминке, обозвать меня он хотел отнюдь не этим благочинным словом, а явно чем-то более жестким.

Однако из проема уже нетерпеливо выглянул «батя» с очень недовольным лицом, на котором было написано очень много тяжелых и жестких вопросов. Словом, меня там явно заждались…

– Иду, иду… – с этими словами я вошел в приемную и направился было к двери в кабинет, как был остановлен. – Что?

«Батя» нетерпелив махнул рукой, показывая на один из стульев рядом с собой. Похоже, просил подождать. Сам же он в этот момент был занят беседой с Поскребышевым.

– …стало известно только что, – негромким и каким-то безэмоциональным голосом что-то продолжал рассказывать бессменный секретарь Сталина. – Приглашены почти все…

Перестав ерзать на мягкой сидушке стула, я застыл, навострив уши. Судя по ошарашенному виду Михайловского, случилось что-то очень важное. «Что там, мать его, произошло? До контрнаступления наших еще далеко. Они весь ноябрь продолжали переть к Москве. А еще что там было?» – чесал я голову, но всплывали лишь казенные фразы: «На направлении… велись тяжелые оборонительные бои».

– Только что был посол Соединенных Американских Штатов… Судя по всему, там произошла самая настоящая катастрофа, – я осторожно пересел с одного стула на другой, ближе к заговорщически шептавшимся, и вновь превратился в одно большое ухо. – Уничтожено девять американских линкоров, из них четыре новейших, недавно сошедших со стапелей. Еще больше посол сокрушался по поводу авианосцев… Три, Алексей Михайлович, три авианосца пошли на дно…

А вот тут до меня все дошло. «Черт меня побери! Жук, настоящий жучара! Все-таки слил мою инфу узкоглазым!» От избытка переполнявших меня эмоций я с трудом сидел на стуле. «Если япы правильно воспользовались сведениями, то америкосам дали такого пинка, что они еще долго не смогут поднять голову в Тихом океане… А потом, глядишь, и все изменится…»

Тем временем Поскребышев продолжал вываливать на Михайловского, для всех в Кремле бывшего доверенным лицом Хозяина, больше и больше информации о случившемся. Насколько я понял, то в результате массированной, как в моей истории, атаки на базу американцы потеряли все свои линкоры и авианосцы. При этом, по словам раздосадованного посла, боевые корабли были буквально разорваны в клочья и вряд ли подлежали восстановлению. Японцы с маниакальным упорством вколачивали в каждую мишень по десятку мощных авиабомб и торпед. Вдобавок японским летчикам удалось разбомбить и крупнейшее на Тихом океане хранилище горюче-смазочных материалов, которое полыхало более трех суток и оставило после себя выжженную до скалы голую поверхность.

Вдруг раздалась громкая трель звонка, а поднявший трубку телефона секретарь мгновенно окаменел и после нескольких односложных ответов посмотрел на нас.

– Товарищ Сталин вас ждет.

И я со вздохом поднялся со стула и с сумрачным видом поплелся за Михайловским, готовясь получить знатную выволочку. «Ну точно сейчас такого дрозда даст, что мало никому не покажется… Охране вон, смотрю, уже досталось: двое новеньких появились. А ведь чистая случайность произошла!» Несмотря на эти внутренние оправдания, я прекрасно понимал, что виноват во всем случившемся. Я просто потерял осторожность, забыв, где я и в какое время. Более того, мне только сейчас становилось понятно, какое гигантское опосредованное, а подчас и прямое воздействие я могу оказывать своими словами и поступками. И это понимание все более и более приводило к тому, что мне необходимо придерживаться строгой дисциплины…

– Ты что же, поганец, творишь? – вот так, прямо в лоб, мне прилетел гневный шипящий голос хозяина кабинета, от его знаменитой тяжелой сдержанности не осталось и следа. – Совсем, что ли, ополоумел?!