Петр Гермогенович прислушался, но ничего не услышал.
— Зря слушаешь, Петр, — сказал Теван, не скрывая добродушной усмешки. — На небо гляди. Мелкие птички туда полетели: значит, там комара шибко много. А комара шибко много, когда олешки бегут.
Петр Гермогенович так и не понял, правду говорит Теван или шутит, но прошло немного времени, и именно с той стороны он услышал глухой шум, который сопутствует обычно многотысячному оленьему стаду, — чавканье болота под ногами, похрюкивание, яростный лай собак, голоса пастухов…
Теван победоносно посмотрел на Смидовича, а Петр Гермогенович в ответ недоуменно развел руками.
Приехавшие ничем не отличались от оленеводов, с которыми все это время встречался Смидович. Они также с любопытством окружили его, также первыми тянули ему руки и приглашали в чум пить чай. Петр Гермогенович высматривал среди них кулаков и шамана, о которых предупреждали Мишу в Ямальском райкоме, но не нашел, никто вроде бы не выделялся ни одеждой, ни поведением. И, только присмотревшись повнимательней, заметил, что перед двумя ненцами остальные вроде бы заискивают, хотя стараются и не показать этого.
— Богатые люди? — тихонько спросил Смидович у Тевана, и Теван осторожно кивнул в ответ.
— Ты, Петр, не шибко их ругай, — сказал он. — Один, тот, что лысый, в падерпу много олешек бедным отдал. Другой тоже отдал. — Теван показал на низенького человека с хитрым лицом.
— Хочу поговорить с ними, — сказал Петр Гермогенович.
Теван не отставал от Смидовича ни на шаг, словно боялся, что кулаки причинят ему какой–нибудь вред. Так вдвоем они и подсели к костру, около которого спасались от комаров эти двое.
— Большой начальник с вами говорить будет, — сказал Теван.
— Тундра никакой начальник не любит, — хмуро отозвался лысый. — Ненец старшину не любил давнишнее время, ненец теперь не любит красный начальник.
— Почему же, разрешите узнать? — спросил Смидович.
— Так! Всякий начальник, царский, красный, всегда налог берет.
— Вы же знаете, что Советская власть всех туземцев освободила от налога, — возразил Смидович.
— Освободила… — нехотя согласился ненец. — Этот год не брал ясак, прошлый год не брал ясак, третий год подряд не брал ясак, а потом как будут собирать, так сразу тройной ясак. Тогда шибко тяжело будет.
— Я же сказал, никакого ясака, никакого налога мы с северных народов не берем, — повторил Смидович. — Да если бы и брали налог, так не с бедняков, не с оленеводов среднего достатка, а исключительно с кулаков, с богачей… Скажите, сколько у вас оленей? Тысяча? Две? Три?
— Зачем так говоришь, красный начальник? Было много оленей, а теперь совсем мало осталось. Всех бедным роздали.
— В падерпу, однако, роздали, — вмешался кто–то в разговор. Петр Гермогенович и не заметил, как вокруг него образовался тесный кружок любопытных.
— Иными словами, роздали оленей во временное пользование. Так, Теван? — спросил Смидович.
— Так, так, Петр. — Теван согласно кивнул головой.
— И это бесплатно? Бескорыстно? Просто так, из любви к своим бедным соплеменникам? — Голос Петра Гермогеновича становился жестким и требовательным.
— Зачем бесплатно? Мы их оленей за это пасем, — вступил в разговор молодой белозубый ненец с дерзкими глазами.
— Так вот она, ваша доброта! Мало того, что эти люди вольно или невольно спасают вас от раскулачивания, они еще и работают на вас!.. Сколько оленей вы зарегистрировали в районном Совете? — Смидович посмотрел сначала на одного, потом на другого богатея. — Пожалуйста, отвечайте.
— По пятьсот…
— А на самом деле сколько у вас оленей? Молчите? Товарищи, кто скажет, сколько у них в стаде оленей?
— Я скажу… — Ненец с дерзкими глазами подошел поближе к костру, и пламя озарило его дубленое лицо и жилистые руки, очевидно никогда не остававшиеся без работы. — Я скажу, — повторил он. — У Анагуричи — две тысячи оленей, у Лапсуя — две с половиной тысячи оленей. А в падерпу они дали олешек, чтобы мы выбирать новый Совет не поехали, новую власть, значит.
— И вы согласились? — Смидович окинул всех недоуменным взглядом.
— А что будешь делать, большой начальник? — ответил за всех щуплый старик, гревший у костра коричневые узловатые пальцы. — Совсем мало олешек у нас оставалось, мор на олешек был. Жить шибко плохо было, голод было… Что поделать, а? — Он посмотрел на Смидовича грустными слезящимися глазами.
— Что делать, спрашиваете? — вопросом на вопрос ответил Смидович. — Кулацких оленей, которых вы пасете, взять себе!
Дружный крик удивления, радости, недоумения, страха был ответом на эти слова.
— Ты правду говоришь или шутишь, большой начальник? — спросил старый ненец.
За Петра Гермогеновича ответил Миша:
— Этот товарищ, — показал он на Смидовича, — член Президиума ЦИК, с самим Калининым работает. Разве может шутить такой человек?
— Ай–я–яй, какой большой начальник к нам приехал! — сказал старик, причмокивая языком.
— Насчет оленей все понятно? — спросил Петр Гер–могенович.