Неповторимый. Повесть о Петре Смидовиче

— Вы — власть, — сказал солдат. — Вот и заставьте нашего командира полка, чтобы он издал приказ о выборах в солдатский Совет. Самочинно солдат на такое не пойдет, потому — дисциплина. А вот когда приказ будет…

— Вы не совсем травы, товарищ, — осторожно возразил Смидович. — Мы, конечно, постараемся помочь, но и вам тоже надо действовать. И посмелее. Ведь вас много, а командиров мало. Сила на вашей стороне.

— Так–то оно так, товарищ начальник, да все равно приказ надобен.

«Да, казармы надо открыть во что бы то ни стало», — подумал Петр Гермогенович. «Вы власть», — повторил он слова солдата и, может быть, впервые осознал, что хочешь не хочешь, а действительно является «властью», которая должна отдавать распоряжения не только по кабельному цеху электростанции или по щиту управления, как это было несколько дней назад.

Он тут же связался по телефону с полковником Грузиновым, командующим войсками Московского военного округа.

— Говорит Смидович. Напоминаю, что Московский Совет требует от вас немедленного издании приказа о выборах в Совет солдатских депутатов. Да, да, не просит, а именно требует! Совет вправе не только выносить решения, но и требовать, чтобы их выполняли все, в том числе и командующий войсками Московского военного округа.

— Нам нужно встретиться и по–деловому обсудить этот вопрос, — с притворным миролюбием в голосе ответил Грузинов.

Смидович не возражал…

«Новая власть, появившаяся на смену старой, не связана с народной массой и, очевидно, не хочет быть с ней связана». Эти слова Петр Гермогенович записал в блокнот, готовясь к пленуму Московского Совета, который должен был собраться второго марта. Свое выступление он начал словами, вызвавшими недоуменный шумок среди меньшевиков и эсеров и аплодисменты еще немногочисленного отряда большевиков:

— Революцию нельзя считать оконченной! До тех пор, пока требования пролетариата не будут удовлетворены, мы не должны считать завершенным дело рабочего класса… Временное правительство считает, что все сделано. В обнародованном приказе войскам Московского гарнизона оно призывает все население Москвы возвратиться на свои места и заняться мирной работой. Мы с этим не согласны. Мы призываем товарищей рабочих тесней сплотиться вокруг общего дела, стойко и твердо добиваться осуществления своих требований.

И он тут же перечислил:

— Немедленный созыв Учредительного собрания на основе всеобщего, равного, прямого и тайного голосования. Всеобщая амнистия. Свобода стачек и собраний. Немедленное издание новых законов, определяющих права человека и гражданина…

И еще, тоже не менее важное — выборы в Совет солдатских депутатов. Как раз сегодня была назначена встреча с полковником Грузиновым, чтобы обсудить этот вопрос.

За полчаса до установленного часа в Моссовет явились два адъютанта Грузинова, оба с красными бантами на груди.

— Ну что ж, поехали, Владимир Александрович! — Смидович обратился к Обуху, которому поручили сопровождать его.

Они уселись в автомобиль вместе с адъютантами, похожими больше на стражу, чем на почетный эскорт. Ехать надо было на Арбатскую площадь в кинематограф, где в штабе их ждал член кадетской партии, полковник Грузинов. По всей Воздвиженке шпалерами стояли вытянувшиеся в струну солдаты в боевой форме с красными флажками на штыках. Автомобиль почему–то двигался очень тихо, словно командующий войсками вознамерился показать представителям Моссовета свою, еще немалую силу. Такие же вооруженные ряды солдат с офицерами во главе стояли на Арбатской площади и в вестибюле кинематографа. При приближении делегатов Московского Совета офицеры брали под козырек.

В просторном зале кинематографа блестели золотом погоны самых разных воинских частей. Спереди, за покрытым красной скатертью столом, Смидович увидел высокого дородного полковника с пышными усами в окружении штабных офицеров, тоже с красными бантами на груди.

Грузинов козырнул и сделал шаг навстречу Смидовичу и Обуху.

— Господа офицеры, — обратился он к залу. — Мы собрались, чтобы выслушать претензии Московского Совета, которые сейчас нам изложит представитель — Смидович.

Петр Гермогенович чувствовал себя напряженно. Перед ним сидели враждебно настроенные к революции военные, ненавидящие большевиков, мечтающие о «войне до победного конца». Он поднял злободневный вопрос о приказе номер один Петроградского Совета, которым во всех воинских частях вводились выборные солдатские комитеты.

Петр Гермогенович глянул в зал. На лицах его невольных слушателей блуждала язвительная усмешка. Лишь на задних скамьях, где сидел младший офицерский состав, Смидович уловил нечто похожее если не на сочувствие, то на интерес к его словам. Он перевел глаза на сидевшего рядом Обуха и встретился с его одобрительным взглядом.