Неповторимый. Повесть о Петре Смидовиче

Петр Гермогенович пододвинул к себе табуретку.

— Садитесь, товарищи. В ногах правды нет, а нам придется поработать довольно долго.

— Чего там долго, председатель! — возразил Яунгат. — Возьми какую хочешь бумажку, прочитай, что там луцу Сенька написала, моя тебе сразу скажет, где Сенька обманула.

— Хорошо, товарищ Яунгат.

Смидович нашел квитанцию, выданную три недели назад Тимофею Яунгату. Она была написана по–писарски разборчиво, с твердыми знаками и ятями. И снова о чем–то неясном, давно забытом напомнил Петру Гермогеновичу этот канцелярский почерк.

— В квитанции значится, что Тимофей Яунгат сдал фактории двенадцать песцовых шкурок. — Смидович посмотрел на Яунгата. — Так ли это?

— Чепуха Сенька написала, председатель. — Яупгат рассердился. — Моя три раза по семь шкурок сдавала, а получила один раз семь бутылок спирта.

— Я протестую! — перебил заведующий факторией. — Спирт этому самоеду я действительно продавал, но на деньги, которые он выручил за шкурки. За двенадцать шкурок, которые и отмечены в квитанции.

— Почему за двенадцать? — выкрикнул Яунгат, распаляясь. — Обманщик Сенька! За три раз по семь, а не за двенадцать.

— Видите, они и считать умеют только до семи. — Заведующий факторией презрительно улыбнулся.

— Я хочу сказать слово, председатель, — подал голос другой ненец. — Тимофей, однако, правду говорит. Я сам видел, сколько он песцов сдавал. Три раза по семь Тимофей сдавал.

— Что вы на это скажете, товарищ Соловьев? — спросил Смидович.

— Вы верите самоедам и не верите мне, русскому?

— Я верю честным людям и не верю обманщикам! Вне зависимости от того, к какой национальности они принадлежат. У вас, Соловьев, все шкурки приняты третьим сортом, самым дешевым. — Он посмотрел несколько квитанций. — Вот здесь третий сорт… И здесь. Всюду только третий сорт. Вы не находите это странным, Соловьев?

Заведующий факторией молчал.

— Ну что ж, тогда мы попросим оценить шкурки специалиста. Алексей! — Смидович обратился к «красному коробейнику». — Вы сможете определить сортность шкурок? Очень хорошо. Тогда пошли на склад. Откройте склад, Соловьев.

Дверь склада была заперта на несколько задвижек и замков, и заведующий факторией долго подбирал ключи.

— Попрошу, чтобы никто, кроме вас и Алексея, не заходил на склад, — сказал он. — Здесь хранится большое богатство.

— Почему же, Соловьев? По–моему, местные охотники разбираются в пушном товаре не хуже, чем мы с вами… Пусть и они зайдут.

В нос ударил знакомый с детства запах шуб, которые дома на лето матушка пересыпала нафталином и прятала в шкаф из красного дерева. Но здесь запах был гораздо острее, должно быть от обилия мехов, которые крупными пушистыми гроздьями свешивались с потолка.

Смидович взял в руку первую попавшуюся песцовую шкурку и погладил ее рассыпчатый, ослепительно белый мех.

— Какая красота!.. Это третий сорт? — Он посмотрел на Алексея.

— Нет, Петр Гермогенович. Это первый сорт. Шкурка превосходная. — Он вынес ее на свет, легонько встряхнул, и она заиграла, будто пробежала по ней легкая, ласковая волна. — Давайте еще посмотрим.

— Не стоит, Алексей. Мы лучше попросим заведующего факторией, чтобы он сам показал нам шкурки третьего сорта, те, которые он принимал три недели назад.

— Сенька плохих шкурок не берет! — крикнул Яупгат. — Сенька плохую шкурку в снег ногами топчет. Плохую шкурку сам носи, кричит Сенька. Мне, кричит, хорошую шкурку давай.

Заведующий факторией не двинулся с места.

— Я повторяю свою просьбу, Соловьев. Покажите нам шкурки третьего сорта. Судя по квитанциям, у вас должно быть очень много таких шкурок.

Соловьев с ненавистью посмотрел на Смидовича:

— Я не знаю, где они. Ищите сами, — выдавил он из себя. — Вам все дозволено.

Петр Гермогенович тяжело вздохнул:

— Ну что ж, Соловьев, вы, кажется, спрашивали, какие функции выполняет Комитет Севера. Теперь я готов ответить на ваш вопрос. Комитету Севера не даны карательные функции — это прерогатива суда. Но посадить вас на скамью подсудимых — это вполне в его власти. Вы, Соловьев, занимаетесь не просто хищением государственной собственности, обманом, вы подрываете веру этих людей в Советскую власть, вы дискредитируете ее в их глазах, а это уже антигосударственная деятельность, караемая по всей строгости закона.

— Статья двести пятьдесят вторая Уложения о наказаниях… — Соловьев усмехнулся.

— Вы отстали от жизни. Статья пятьдесят восьмая Уголовного кодекса РСФСР.

«Уложение о наказаниях…» Смидович вдруг вспомнил, где видел этого человека. Ну да, тот же наглый взгляд холодных, как бы стеклянных глаз, тот же голос, тот же красный шрам. Он наморщил лоб, припоминая. «…Обвиняетесь в принадлежности к преступному сообществу, именуемому «Союзом борьбы за освобождение рабочего класса»… Ниспровержение законного правительства в России…»

Некоторое время оба молчали, всматриваясь друг в друга.

— Вы помните, Соловьев, тысяча девятисотый год… Гороховую улицу. Петербургское губернское жандармское управление… Бельгийского подданного…

Соловьев побледнел:

— Боже мой!.. Куртуа. — Он закрыл лицо руками.