Неповторимый. Повесть о Петре Смидовиче

В факторию двинулись на шести нартах, все хотели посмотреть, как большой начальник будет ругать луцу Сеньку. Красный чум остался на месте: подошло огромное стадо оленей и с ним несколько семей пастухов, которым надо было показать кино, прочитать книжку, дать порошки или микстуру, а кое–кого уговорить поехать в районную больницу. Со Смидовичем отправился только коробейник Алеша, чтобы получить в лавке товар.

До фактории было недалеко — всего один день пути.

К вечеру увидели небольшой бревенчатый дом. Он стоял посреди тундры, на берегу какой–то речки с торфяными рыхлыми берегами и коричневой водой. Никого не было видно, но из трубы шел дым, а вдоль крыльца на поводке из оленьей кожи бегала похожая на тундрового волка крупная серая собака. Заметив людей, она зарычала, оскалив острые желтые клыки. Маленькие окошки дома были забраны решетками, и Смидовича это неприятно поразило: он знал, что среди северных народов нет воровства, что эти предосторожности совсем не обязательны.

— Вот видите, решетки сделал, — сказал Алеша.

— Однако, не воров боится луцу Сенька, людей боится, всех боится, — сказал Яунгат.

Занавеска на окне чуть колыхнулась, очевидно, заведующий факторией, прежде чем открыть дверь, хотел посмотреть, кого к нему «несет бог». Упряжки уже остановились у самого дома, и дверь наконец натужно заскрипела. На крыльцо вышел крупный бритый мужчина со шрамом на лбу, с густыми бровями, которые остались такими же черными, как в молодости. Держался он прямо, смотрел исподлобья.

— Прошу, прошу, — сказал он глухим голосом, очевидно догадываясь, кто приехал.

Петр Гермогенович прошел первым, за ним двинулись остальные.

— Здравствуйте, товарищ Соловьев, — сказал Смидович, вглядываясь в заведующего факторией.

Это было странно, почти невероятно, но Петр Гермогенович вдруг почувствовал, что когда–то, где–то он уже встречал этого человека… Правильные, но неприятные черты лица, тяжелый, неподвижный взгляд, сухопарая фигура военного. Смидович тоже заметил пристальный взгляд Соловьева, и ему показалось, что тот мучительно вспоминает что–то.

— Заходите! Гостям я всегда рад, — сказал Соловьев.

— Даже таким, как я? Председатель Комитета Севера Смидович, — представился Петр Гермогенович.

— А мне… товарищ Смидович, бояться нечего, совесть моя чиста.

— Что ж, посмотрим…

— Уже успели наябедничать, — Соловьев окинул презрительным взглядом столпившихся ненцев. — И вы поверили самоедам?

— Не слушай его, председатель! — перебивая друг друга, закричали ненцы. — Вор Сенька! Обманщик! Ты спроси, как он шкурки на спирт меняет.

Соловьев усмехнулся:

— За спирт они готовы душу продать, не то что шкурки.

— А вы этому рады?

— Извините, иду навстречу… Ведь они же в ногах валяются, выклянчивая бутылку спирта. При государе валялись в ногах у купца, сейчас — в ногах у заведующего факторией. Что изменилось?

— Перемена, товарищ Соловьев, совсем «незначительная» в России, в том числе на Крайнем Севере: установлена Советская власть!

— Да какая тут Советская власть! — Соловьев махнул рукой. — Никакой властью тут и не пахнет!

— Ну, знаете ли… Впрочем, сейчас не об этом речь. Покажите, пожалуйста, все ваше хозяйство. Магазин, склад, документы.

— Прошу, — сквозь зубы процедил Соловьев. — Простите, а какие функции возложены на Комитет Севера: административные, воспитательные, карательные? Я немного отстал от жизни в этой глуши.

— Скоро узнаете, — Смидович обернулся к своим попутчикам: — Заходите в дом, товарищи.

Тесное помещение было завалено ящиками, мешками, бочками, штуками сукна и ситца. На стенах висели охотничьи ружья. Товаров было много, и в том числе «тяжеловесов», которые до революции почти никогда не доходили до таких высоких широт, — мука, крупа, соль, сахар, — и Смидович с удовлетворением подумал, что усилиями Комитета Севера постепенно ликвидируется та «торговая пустыня», тот «торговый вакуум», который умышленно создавал здесь царизм.

— А где же ваша «валюта»? — Смидович строго глянул на заведующего.

Соловьев понял с полуслова, о чем речь.

— «Валюту» опасно держать открыто. Разнесут. Или сопьются. Спирт я держу под замком.

— Принесите, пожалуйста, расценки на пушнину.

— Слушаюсь! — заведующий факторией щелкнул каблуками. — Впрочем, я считаю, что сия бумага хотя и скреплена государственной печатью, но, по сути дела, совершенно бесполезна. Нередки случаи, когда самоед готов заплатить за товар вдвое больше расценок. Во время запоя, понятно. Сплошная выгода для государства.

Смидович побледнел от охватившего его негодования. Изменился, стал каким–то чужим, незнакомым голос. Обычно добрые, греющие синевой глаза сделались серыми и холодными. Обступившие Петра Гермогеновича ненцы впервые видели его таким.

— Я просил принести ценник пушных товаров и документы, по которым могли бы судить о вашей работе собравшиеся здесь люди, — отчеканивая каждое слово, сказал Смидович.

Соловьев круто, по–солдатски повернулся, вышел и через несколько минут явился с папкой.

— Сохранились ли копии квитанций, которые вы даете на руки сдатчикам пушнины? — тем же ледяным тоном спросил Смидович.

— Они в папке.