— Выходит, что со всех концов России здесь собрался народ. Что ж, это хорошо. Скучать не придется.
— Это верно. Вот в приходском училище есть учитель — Феоктист Александрович Струмицкий. Он у нас ссылочку отбывал, а по отбытии остался. Говорит, уж больно понравился ему наш посад. Или литейных дел большой мастер — Петровский Федор Федорович, он на железоделательном заводе купца Колесова работает. Вроде и рабочий человек, этот Петровский, однако большую переписку ведет. Завод, между прочим, знаменитый. Плиты для Софийского собора, что по приказу Ивана Грозного в Вологде построен, на нем отлиты. Для пола. Пять с половиной тысяч пудов плиты потянули.
Возвращаясь с почты, Петр Гермогенович увидел типичное здание земской школы и решил зайти туда, чтобы повидать Струмицкого. В классе шел урок арифметики. Через неплотно закрытую дверь доносился голос учителя, не строгий, а скорее домашний. Учитель предлагал ученику считать на классных счетах от одного до ста, вперед и обратно через шесть. Ученик иногда сбивался, и учитель спокойно, без малейшего раздражения в голосе поправлял его.
Вскоре в коридоре показалась сторожиха и прозвенел колоколец, возвещавший об окончании урока. Из класса в окружении мальчиков лет восьми–девяти вышел немолодой человек в пенсне.
— Феоктист Александрович? — нерешительно спросил Смидович.
— К вашим услугам… — Учитель вопросительно посмотрел на него.
— Я новый жилец Верховажья. — Смидович назвался. — Услышал на почте вашу фамилию и вот решил познакомиться.
— А, Борис Аркадьевич, как всегда, проговорился. — Струмицкий добродушно хмыкнул. — Ну, как вы устроились? Откуда прибыли? За что?.. Впрочем, об этом лучше поговорить где–либо в другом месте.
— Совершенно верно.
— Тогда прошу ко мне. Я живу здесь рядом на казенной квартире. — Он показал рукой на соседний дом, видневшийся через окно.
Петр Гермогенович засиделся. Струмицкий оказался интересным собеседником, он много рассказывал о здешних порядках, о политических ссыльных, о становом приставе.
— У нас здесь до поры до времени спокойно, тихо.
— Очень плохо, что у вас спокойно и тихо, Феоктист Александрович.
— Я же сказал — до поры до времени. После разговора с вами у меня появилась надежда, нет, даже уверенность, что наша политическая тишина будет скоро нарушена. Не так ли?
Петр Гермогенович ушел от учителя со списком всех десяти политических ссыльных, их адресами, принадлежностью каждого к той или иной партии. С этим как будто все обстояло благополучно, по крайней мере эсеров–максималистов среди политических не оказалось. Настораживало то, что все тихо дожидались, когда выйдет срок, чтобы уехать.
Были среди ссыльных и рабочие. Как рассказал Струмицкий, вблизи Верховажья кроме железоделательного завода работала еще спичечная фабрика и начинал строиться кожевенный завод. Петр Гермогенович решил по возможности скорее побывать там.
С этими мыслями он и вернулся домой. На этот раз Бушуй даже не залаял на него, а, напротив, радостно взвизгнул, когда Смидович открыл калитку. На крыльце стояла молодая красавица в русском сарафане. Русая коса обвивала венцом ее голову.
— Здравствуйте! — сказала она певуче и поклонилась первой.
— Добрый вечер, — ответил Смидович, невольно залюбовавшись ею. — Вы и есть, должно быть, Евфросинья Павловна?
— Я и есть… А как вас величать? Петр Гермогенович ответил.
— К нам надолго ли? — Она сверкнула большими васильковыми глазами и сразу опустила их долу.
— На два года. Успею надоесть вам.
— Евфросинья! Домой ступай! — раздался строгий голос отца, и девушка, потупясь, ушла в горницу.
Шла она плавно, словно плыла по спокойной воде.
— Девок, Петр Гермогенович, в строгости надобно держать. Особливо, когда они без матери растут. Иначе разбалуются, сраму потом не оберешься… А ваша женушка когда рассчитывает прибыть?
— Точно не могу ответить. Послал сегодня письмо.
Смидович уже укладывался спать, когда залаял Бушуй и во дворе показался знакомый сотский. Он пошептался с хозяином, посмотрел на Петра Гермогеновича и ушел. Смидович понял, что отныне сотский Иванов или его сменщик будут два раза в день заходить в этот дом, чтобы убедиться, что их подопечный административно–ссыльный никуда не сбежал и не покончил жизнь самоубийством.
Первые дни Петр Гермогенович посвятил знакомству с посадом и розыску «политиков». От Струмицкого он уже знал, что на строительство кожевенного завода приехали пять административно–ссыльных из уездного города Вельска; купец первой гильдии Юренский, строивший завод, дал взятку уездному исправнику, и тот отпустил пятерых слесарей в Верховажье. Жил купец в большом двухэтажном доме с мезонином, там же у него была контора, и Смидович подумал, что стоит наведаться туда, чтобы предложить свои услуги, — может, нужен писарь или какой другой служащий.
Он пришел в контору утром. Купец сидел за обшарпанным столом и зло смотрел на рабочих, которые стояли у двери, собираясь уходить.
— Грабители! — волновался купец. — Кровопийцы! Разорить задумали?