Неповторимый. Повесть о Петре Смидовиче

— Дело ваше, Иван Васильевич, — сказал один из рабочих, наверное старший. — Вы не желаете положить по рублю с полтиной, мы не желаем у вас работать.

— А кто мне машины ставить будет? — почти с отчаянием прокричал купец.

— Вот этого, Иван Васильевич, мы и не знаем.

— С завода Бромлея выписывал…

— Дорогие машины, ничего не скажешь. Цены им нет…

Купец схватился руками за голову. Его залитые репейным маслом черные волосы растрепались и торчали во все стороны блестящими пучками.

— Ладно, согласен, дьявол вас дери! — сдался он.

— И по столько же в воскресенье за полдня работы, Иван Васильевич.

— И в воскресенье, и в понедельник, и во вторник! — продолжал кричать купец.

Смидовича он так и не заметил, и Петр Гермогенович тихонько вышел из конторы вместе со слесарями.

— Давайте познакомимся, — сказал он, протягивая руку сначала старшему, который вел переговоры с купцом, потом остальным. — Здорово вы отделали этого Ивана свет Васильевича.

— Пусть не безобразничает. Слесарям, что из Москвы выписал, по полтора целковых на день платит, а нам за ту же работу по девяносто копеек. Считает, раз ссыльные, так и молчать будем. Не на тех напал. А положение у него безвыходное, господин Смидович.

— Товарищ Смидович, — мягко поправил Петр Гермогенович.

Рабочий обрадовался. Был он плечист, смышлен, остер на язык, подстать своей фамилии Остров.

— Значит «свой»? Откуда и за что?

— Знакомые вопросы. — Петр Гермогенович улыбнулся.

— Чего мы стоим здесь. Пойдемте куда–нибудь, — предложил Остров. — Все равно сегодня работать не будем.

Они пошли на окраину села, в лесок, подступавший к берегу Ваги. По–весеннему припекало солнце. Тихо несла полые воды река.

— Последнее время, значит, в Москве? И где ж там? — продолжал расспрашивать Остров.

— В Московском комитете РСДРП.

— Вон оно что!.. Ответственная должность.

— Вы в Вельске уже побывали? — спросил один из слесарей, которого Остров называл Саней.

— Пока нет. А что?

— Да ничего особенного… — Саня замялся.

— Договаривайте, коль начали, — попросил Петр Гер–могенович.

— Члену МК можно все рассказывать без утайки, — заметил Остров.

— Рассказывать, товарищ, особо нечего. Получаем листовки в Вельском уездном комитете РСДРП. А чтобы в Вельск попасть, у станового отпрашиваемся. Будто в больницу требуется.

— И становой отпускает? — удивился Смидович.

— Он за штоф водки душу продаст, не то что справку напишет… А в больнице доктор знакомый. К политическим симпатии питает. Через него мы и явки там получили.

— Это же замечательно! — Смидович обрадовался. — Следующий раз я обязательно поеду с вами.

Это случилось поздно вечером. Посад уже давно спал, но северное летнее небо еще сияло закатными красками, длинный день переходил в утро, минуя ночь. В калитку громко и часто застучали. Залаял Бушуй.

Смидович вышел во двор раньше хозяина,

— Кто там? — спросил он.

— Телеграмма!

У Смидовича екнуло сердце. Сколько раз за последние годы его будил такой же стук и такой же ответ на вопрос. Изобретательность жандармов не выходила за пределы использования терминов почтового ведомства. Но, кажется, ои еще не успел ничего «натворить» в Верховажье, что могло бы привлечь внимание жандармского управления.

Вышел на крыльцо заспанный хозяин.

— Отоприте, это почтарь, — сказал он, зевая и мелко крестя рот.

Петр Гермогенович открыл калитку и увидел посыльного мальчишку, который держал в руке телеграмму.

— Господину Смидовичу, — сказал почтарь.

Петр Гермогенович схватил телеграмму, сунул в руку мальчишке монетку и разорвал тонкую полоску бумаги, скреплявшую половинки бланка. Потом зажег спичку и прочел: «Воскресенье буду Вельске вместе Таней Целую Соня».

— Хорошо ли известие, Петр Гермогенович, или, может быть, тревожно? — спросил хозяин.

— Очень приятное известие, Павел Петрович. В воскресенье приезжает жена.

Он решил во что бы то ни стало встретить Соню в Вельске, увидеть ее на несколько часов раньше.

От Верховажья до Вельска Петр Гермогенович проехал на почтовой подводе. Выехал в субботу, на рассвете. Почтовый чиновник, в фуражке с твердым околышем и поношенном кителе, вез кожаную сумку с письмами и деньгами. Кобура револьвера была плохо пристегнута к ремню, неудобно болталась, и почтарь снял ее и положил на сиденье.

Тракт на Вельск шел лесом. Изредка между деревьями поблескивала голубым широкая, полноводная Вага. На правом низком ее берегу Смидович увидел курган высотою до трех сажен, поросший березами и ольхами. Петр Гермогенович спросил у почтаря, что это такое.

— Всяко говорят, господин Смидович. Всего вернее это часть укрепления, кое наши предки возвели, когда отбивались от литвинов да ляхов. Запамятовал только, когда это было.

— С тысячи шестьсот тринадцатого по тысячу шестьсот девятнадцатый год… — Смидович сразу вспомнил урок истории в тульской гимназии, учителя, очень скупого на пятерки, который, вытянув вверх худую руку и подняв костлявый палец к потолку, возвещал: «Тройка, господа, — это очень высокая оценка».