Погода была великолепная, и я открыла все окна в машине, чтобы свежий ветер чувствовал себя в ней вольготно. Настроила навигатор на дом, постаравшись выбрать наиболее живописный маршрут. Я ехала мимо зеленых полей, высоких сосен и двориков, в которых дети играли в салочки, и представляла, как бы я все это сфотографировала, будь жива моя камера. Проезжая мимо черничных плантаций, где на обочинах стояли высокие корзины, доверху наполненные ягодами, а столы были украшены свежими цветами, я подумала о бабушке и ее черничных маффинах, о том, как это ей удавалось – чтобы корочка у них получалась чуть хрустящая, а внутри они оставались такими мягкими и сочными. При одной мысли о черничных маффинах у меня рот наполнился слюной, а в животе заурчало.
Через пятнадцать минут слева от меня появилась каменная стена. Казалось, она бесконечна, но я время от времени косилась в другую сторону: там знаки «Посторонним вход воспрещен!» были понатыканы довольно часто с равными интервалами, когда-то ярко-красные буквы выцвели и приобрели приятный розовый оттенок. Это было чье-то поле, и стена огораживала его, хотя кое-где валуны уже вывалились и лежали на обочине. «Хороший забор – хороший сосед», – произнесла я вслух, процитировав строчку из стихотворения Роберта Фроста.
Наконец стена закончилась, снова пошли дома. Я ехала по дороге, расчерченной голубым и розовым, словно для игры в классики, потом знак сообщил мне, что хайвей находится прямо впереди по курсу. Проехав еще сотню ярдов, я увидела небольшой магазин, вывеска гласила, что это «Продовольственный магазин Эдди» – правда, буква Г в слове «магазин» потерялась, но было хорошо видно, где она была когда-то. Маазин, сказала я про себя. Продовольственный маазин Эдди. Наверно, именно так и говорят некоторые уроженцы Мэна.
Перед магазинчиком стояла одинокая допотопная красно-белая колонка. Я взглянула на индикатор – у меня оставалась всего четверть бака, поэтому я притормозила. Мальчик-подросток, с огненно-рыжими волосами и весь в веснушках, подскочил к машине.
– Заправить? – спросил он, прикрывая ладонью глаза от солнца и глядя на меня.
– Да, спасибо, – я открыла бак. – Я забегу в магазин на минуточку, ладно?
Парнишка равнодушно повел плечом.
В магазине было прохладно и темно, на четырех небольших стеллажах было все: коробки и банки, соки и крупы, овощи и хлеб, молоко, яйца, журналы… Половицы подо мной поскрипывали, когда я шла к холодильнику в дальнем углу. Я не нашла «Перье», зато увидела кое-что, что меня очень заинтересовало – «Рутбир Хиггинса». Этикетка гласила: «Разлито в Мэне – почувствуй истинный вкус Мэна», что бы это ни значило. Я взяла две бутылки, подошла к кассе и поставила их на прилавок. Деревянный прилавок был выкрашен в желтый цвет и весь исцарапан ручкой. «Чарли и Джун были здесь», «Лиза Т», «Пит Ронин – козел».
Девушка за кассой смотрела на меня сонными глазами, лицо у нее было круглое, как луна.
– Это все?
– Все, – я достала кошелек и полезла за деньгами. В самом глубоком его кармашке лежали мои дырявые сто долларов, и пять двадцаток – мой выигрыш. Их я трогать не стала и вынула из переднего кармашка другую двадцатку. Кассирша упаковывала бутылки в бумажный пакет, а я думала о том, как поеду домой, надеясь, что не попаду в пробку. И тут кто-то тронул меня за плечо.
Я обернулась и увидела женщину в красных штанах и голубой рубашке, она стояла за мной и держала в руках коробку замороженной брокколи. Это была Арлен Флетч – та, которая работала в городском архиве.
Она склонилась ко мне.
– Я надеялась, что успею вас догнать, – прошептала она мне прямо в ухо, словно мы говорили о чем-то страшно секретном. – Вы меня помните? Городской архив?
– Да, конечно, – я улыбнулась и потянулась за своим пакетом. – Мы с вами еще обсуждали Федеральную налоговую службу.
Арлен сморщилась, как вампир, которому помахали перед носом серебряным крестом. Потом лицо ее смягчилось.
– Вы оставили это у нас в офисе.
Она протянула мне обрывок бумажки, на котором я лично нацарапала «Фрэнк и Дороти Годдард», имена родителей моей бабушки, те имена, которые я искала в записях. На самом деле я ее не забыла, эту бумажку – я ее выбросила. Очень странно, что эта женщина не только подняла эту бумажку, но и поехала мне ее отдавать. А еще говорят, что в Нью-Йорке люди странные.
– Спасибо, что… сохранили ее для меня, – я выдавила из себя улыбку, забирая бумажку. – И за вашу помощь вообще, – я пошла было к двери.
Но Арлен последовала за мной, мимо корзин со свежей кукурузой и помидорами.
– Ой, да не за что, – сказала она, обходя пирамиду из банок консервированного зеленого горошка в конце стеллажа. – Я так и думала, что мы еще встретимся с вами. Иногда все просто идет своим чередом.
– Да. Что ж… спасибо еще раз, – я толкнула дверь и вышла наружу.
Заплатив мальчику за бензин, я уже шла к машине, как вдруг заметила, что Арлен все еще идет за мной, с коробкой брокколи в руках. Я остановилась у машины и достала ключи из кармана.
– Я чем-нибудь еще могу вам помочь?