Несерьезные дети

Она сама теперь прижалась к его груди, у Ивана даже голова закружилась на миг, и он чуть не поцеловал ее смеющиеся, яркие губы. Но не решился.

Как только лодка ткнулась носом в переднюю сваю мостков, Натка выпрыгнула из нее — прямо в воду.

— Тону-у! — закричала она и побежала вверх по тропинке к дому.

Уху варили обычно на костерке.

Иван выловил из котла две первые партии рыбы и ждал, когда сварится картошка, чтоб опустить третью.

Кто-то провел ладонью по его голой спине, Иван оглянулся.

— Комаров на тебе было… — улыбнулась Натка. — Ты разве не чувствуешь?

Она присела рядом.

— Как пахнет вкусно! Меня прислали спросить — скоро у тебя? У бабушки такой пирог — уу-у! Слюнки сами текут.

— Скоро готово будет.

Иван искоса поглядывал на Натку. Она сидела, обхватив плечи, поеживаясь от комаров. Ивану отчего-то захотелось погладить ее, он даже протянул руку, но опять не решился, встал, схватил миску, стал опускать рыбу в кипящую воду. Натка смотрела на него снизу вверх, молчала.

— Тихо как, — потом сказала она и вздохнула. — Грустно как-то…

— Хочешь, покажу что-то?.. — строго сказал Иван. — Погоди!

Он убежал и скоро вернулся, неся с собой что-то узкое, легкое, замотанное в мешковину.

— Гляди! — Из-под тряпки неярко блеснул клинок.

— Ой! — Натка вскочила. — Настоящая?!

Она осторожно взяла саблю в руки и провела пальцем по краю клинка.

— Откуда у тебя?

Под мостом, на дне, нашел. Вот когда вы сюда ехали, вы мост проезжали железнодорожный. Вот там. Там поселок рядом, я там учусь. Мы с моста ныряли, я и нашел. Долго потом еще ныряли, но больше ничего… С гражданской, наверно, осталась. Клинок весь ржавый был, ни рукоятки, ни темляка не было… Это я потом уже сделал.

— Зачем она тебе? — спросила Натка.

— Так… — пожал Иван плечами. — Интересно. Пригодится…

— Когда меня кто-нибудь обидит, ты изрубишь его в капусту! Да? — Она примерилась и два раз рубанула начинающий цвести подсолнух.

— Зачем? — удивился Иван. — Я и без нее сумею.

Позвали ужинать.

— От кого тут защищать… — вздохнула Натка, возвращая ему саблю. — Да и на озере меня спасать тебе бы не пришлось — у меня первый взрослый разряд по плаванию… — И она снова засмеялась.

— Вставайте! — кричит снизу мать. — Завтрак на столе!

На сеновале пахнет пылью, свежим сеном, овчиной — это от тулупа, на котором они с Сашкой спят.

Иван уже проснулся, слышит, как шоркают по двору материны калоши, как сопит рядом племянник, как возится и похрюкивает внизу, под досками сеновала, свинья.

У Ивана болит голова, во рту противный привкус крови…

— Ванька! Поднимайтесь! Кому говорят! — шумит мать.

— Да ну сейчас! — раздраженно отзывается Иван и охает: болью сводит скулы, слезы выступают на глазах.

Он осторожно поднимается, ощущая во всем теле ломоту, сплевывает тягучую, бурую слюну. Крепко же им вчера досталось…

Неуютно и тревожно стало ему сразу, как только эта лодка показалась из камышей: туристы, лодка с номером, значит, с турбазы приплыли… Натка приподнялась из-за его спины на локтях, посмотрела на вновь прибывших.

Их было двое. Очки, плавки. Стройные, загорелые парни. Чуть старше Ивана. Они Ивану сразу не понравились.

— Пойду купнусь, — сказала Натка громко.

— Опять выделывается, — проворчал Сашка. — Обязательно выставиться нужно. То ей тут надоело, пошли домой, то — купаться!..

— Да тут дама! — обрадовался один из парней. — Останьтесь, девушка!.. Куда вы?..

Натка не обратила на него внимания, вошла в озеро. Двое стояли на берегу, смотрели ей вслед.

— Славная девочка, — сказал один другому.

— Фирма! — кивнул тот.

Они подошли к костру, курили, смотрели, как легко, без всплеска, Натка плывет на спине.

— Детки, как ее зовут? — спросил один из них у Сашки. — Сестричка ваша?

— Допустим, — ответил племянник сипло.

— У сестренки отличные ножки…

— Заткнись! — сказал Иван.

— О! — удивился парень. — Какие тут невежливые мальчики, Жек!

— Деревня… — вздохнул Жек. — Пробелы в воспитании…

— Ну а если я не… как это ты сказал?.. А! Не заткнусь? То что? — обратился тот, первый, к Ивану.

Иван только взглянул на него мельком и тут же опустил глаза. Он сидел на корточках у костра, растирал в пальцах выкатившийся из огня уголек, внутри у него все натянулось от злости: как они смеют говорить о ней так!..

Он не ответил парню. Голос может дрогнуть — подумают, что боится.

Краем глаза Иван видел, как парень посмотрел на своего приятеля и кивнул в его сторону:

— Полюбуйся, Жек, хамит братик! — И опять к Ивану: — Так что будет, если я не заткнусь?

— В рожу получишь, — сказал Иван.

Сигарета прочертила неяркую огненную дугу, шлепнулась к его ногам.

— Проверим…

Парень окинул цепким взглядом сгорбленную, настороженную фигуру Ивана, шагнул к костру. И отлетел назад, резко вскрикнув.

Племянник с визжащим воплем кинулся на другого, на Жека, — и кувырнулся в кусты. Жек оказался не из пугливых: отшвырнув племянника, он прыгнул к Ивану, легко отбил его кулак и ударил сам. Иван и не заметил, как поднялся другой, вернее, заметил, да поздно: вспыхнуло перед глазами пламя костра и взметнулось вверх — парень ударил его ногой в грудь, по-футбольному, с разворота…

Кричала Натка из озера: