— Часа два, два с половиной… Я только вроде начинаю в себя приходить и хоть как-то пытаться освободиться от него, а он опять бьёт… Не по лицу… нет. В солнечное сплетение бил, сволочь. Больно, аж глаза на лоб вылезают. Дышать невозможно, руки-ноги скрючиваются. Удовольствие от того, что бил, получал, что ли?
— Лена, а словесный портрет вы сможете составить? У нас очень хороший художник есть и программа компьютерная — последняя версия. Чудо творит, — с надеждой на память Елены спросил я.
— Вы думаете, я его лицо рассматривала? Я пыталась рассмотреть, что и куда этот зверь в меня пихает! — почти истерично выкрикнула Жданова, закрывая лицо руками.
Потом, немного успокоившись, сказала:
— Извините, Андрей, я ещё долго в себя приходить буду. А тут ещё Витя. Как он? Вы же знаете его характер. Я думала, застрелит… Пистолет выхватил… А между нами наш Антошка встал. Собачку нашу так зовут. Стоит и так жалобно скулит, и на нас по очереди смотрит, — неожиданно улыбнулась несчастная женщина и продолжила: — А рожа у этого… Чёрная такая. В салоне темно же было. Только у водительского места лампочка горела. Усатый, небритый, нос толстый такой… Я же говорю, чёрный весь. Куртка чёрная кожаная. Я об неё… — и Лена показала свои ногти.
Видно, перед корпоративом женщины много времени провели в различных салонах красоты, наращивая, завивая, полируя и тонируя всё то, что, по их мнению, должно привлечь противоположный пол. Лена Жданова тоже постаралась. К сожалению, остро заточенный маникюр не добрался до небритой шеи мерзавца, а обломался о «шкуру» кожаной куртки насильника.
— Он меня там и выбросил, в этом парке. Открыл дверь — и пинком… Из сугроба поднимаюсь, а на мне одно пальто и сумочка на шее болтается. Рядом сапоги лежат. Выбросил, тварь. А бельё нет, там осталось, — не глядя в мою сторону, расстроенно рассказывала Жданова.
— Ничего не кричал вам? — зачем-то спросил я.
— Кричал… — как-то смутившись, ответила Жданова. — «Дура!» — кричал. — «Ничего не умеешь!» — кричал.
Я невольно закашлялся, извинился и выпил целый стакан воды, понимая, что вопрос был лишним.
— Я в сумочку посмотрела: всё на месте. Пропуск, карточки, деньги… Огляделась по сторонам, оставшиеся две пуговицы на пальто застегнула и пошла. На трассу быстро вышла, такси поймала — и домой. Трезвая, как стёклышко. Даже с таксистом, помню, разговаривала, — уже повернувшись ко мне, закончила свой монолог Елена.
Я позвонил Жданову и спросил:
— Виктор Игнатьевич, вы далеко? Мы закончили. Можно начинать работать.
— Я у твоих. Дроздов меня учит узел на шее вязать, — угрюмо ответил Жданов.
— Чего? — насторожился я, поглядывая в сторону жены Жданова.
— Узел на галстуке, а то у меня все на резиночках, — уточнил подполковник.
Было принято решение Елену Петровну отпустить. Попрощались. Я предупредил, что при необходимости буду с ней связываться и задавать интересующие меня вопросы. В шкафчике у лейтенанта Лядовой нашли ярко-красные кеды на высокой подошве. Их, собственно, жена Жданова и надела. Ничего так получилось. Как сказал Дроздов, модненько и молодёжненько. А Лена Жданова удивилась:
— Никогда бы не подумала, что будет так удобно.
Перед своим уходом Жданов задержал мою руку в своей и, глядя в глаза, спросил:
— Кто, кроме тебя, будет в курсе?
— Необходимый минимум, — заверил я. — Мне нужен будет питбуль и гончая в одном лице, а это Дрозд.
Выйдет на след, поймает и будет держать, сколько нужно. И Блекис. Талантливая следачка. Хорошие мозги. Фильтрует все мелочи. К вечеру жди результат.
— Ты думаешь, Чапай…
— Я уверен, Жданов… Через час идём к генералу, я с его помощником договорился. А пока бери направление на медицинское освидетельствование на предмет сексуального насилия. Зайди к нашему Жорику, пусть пальчики у Лены откатает. Без объяснения. Скажи, я просил. Я следачке позвоню, пусть по сто тридцать первой части первой возбуждается.
— Согласен, — кивнул Жданов и, пожав мне руку, побежал догонять красные кеды.
Я позвонил дознавателю Блекис и попросил:
— Галина, возьми, пожалуйста, за ручку Дроздова и зайдите ко мне.
Через три минуты у меня в кабинете стояли старшие лейтенанты Блекис и Дроздов, держась за руки. Вернее, ладошки дознавателя Блекис хватило, чтобы обхватить только три пальца оперуполномоченного Дроздова.
— Ну, не так буквально, Блекис! — невольно улыбнулся я и как бы невзначай обратился к Дроздову: — А что у нас с Лядовой? Голосок не прорезался?
Блекис тут же отдёрнула руку, а Дрозд, скорчив рожу, ответил:
— Кое-какие слова уже можно разобрать. В основном нецензурные. Барыня велела вам кланяться, «Ваше сиятельство»!
— Ну, так кланяйся! Кстати, я тут ей башкирского мёда принёс. Передай, пожалуйста. Это моей Ксюшке одна клиентка с секции самообороны презентовала. А ей из самой столицы Башкирии привезли. Родственники у неё, стало быть, в Уфе живут. Так вот они пасеку держат, а их мёд по всей России-матушке расходится. Причём ни грамма не продают, всё дарят. Вот такой народ — башкиры! Ты, Ваня, всё вот так в точности и передай, — сказал я, облизнув чайную ложку, до сих пор пахнущую мёдом.