Со времен Пророка до эпохи праведных халифов, великих империй и султанатов в исламской истории ни одна попытка по установлению единственно правильного толкования смысла и значимости исламских убеждений и практик не обернулась успехом. Действительно, до основания Исламской Республики Иран не было другого случая в мировой истории, чтобы толкование писания одним человеком служило инструментом управления исламского государства. Это не означает, что религиозные власти не должны оказывать никакого влияния на государство. Хомейни утверждал, что те, кто посвящает свою жизнь религии, наиболее квалифицированы в вопросах ее толкования. Однако, как и в случае папы римского, такое влияние может быть только моральным, а не политическим. Функция духовенства в исламской демократии заключается не в правлении, а в сохранении и, что более важно, в отражении нравственности государства. Опять же, поскольку это не религия, а толкование религии, которое регулирует мораль, такая интерпретация всегда должна соответствовать установившемуся в сообществе согласию.
Но это не означает, что ислам обязательно сыграет роль в определении того, как будет выглядеть местная демократия во многих государствах, где большинство населения – мусульмане, по крайней мере на ранних этапах. Те, кто в Европе и Северной Америке ожидает появления полностью сформированной светской либеральной демократии в странах, которые едва обладают опытом, отличным от авторитарного правления, живут фантазией. Даже самое поверхностное изучение исламской истории демонстрирует огромную роль, которую ислам сыграл в формировании отношения к правительству и политике среди всех мусульманских народов, вне зависимости от их политических взглядов – будь то левого или правого толка. В Иране, например, и реформисты, и жесткие консерваторы полагаются на одни и те же символы, риторику и язык, чтобы бороться за демократические реформы или за теократическую непримиримость, поскольку и те и другие осознают силу ислама в отношении мобилизации масс. На самом деле причина, по которой политическая оппозиция на Ближнем Востоке так часто носит религиозный характер, заключается не в том, что оппозиционные партии хотят построить теократическое государство, а в том, что именно язык религии обладает наибольшей ценностью в мусульманском сообществе.
Если демократия должна иметь шанс во многих государствах, где большинство населения составляют мусульмане, религиозные фракции следует поощрять к участию в политическом процессе. Правда, есть и такие организации, которые не заинтересованы в создании чего-либо иного, кроме гнетущей архаичной теократии и которые преследуют свои религиозно-политические цели посредством насаждения насилия и террора. Им следует противостоять всеми необходимыми мерами. Но когда даже легитимная религиозная оппозиция подавляется или объявляется вне закона, это ведет к неблагоприятным последствиям, а именно к радикализации. Это то, что произошло в Иране, когда шах подавил всю клерикальную оппозицию, противостоящую его деспотическому правлению, только чтобы увидеть, как она радикализируется в совершенно новый бренд революционного шиизма, который в конечном итоге скинул его с трона и превратил Иран в Исламскую Республику.
Никто не сомневается в потенциальной опасности, которую несет с собой решение, позволяющее религиозным консервативным группам участвовать в политической жизни. И конечно, проблемы могут возникнуть, когда религия играет особую роль в государстве; всегда будут группы, стремящиеся использовать собственную интерпретацию религии для продвижения своих социальных и политических программ, хотя это справедливо для всех демократий, особенно для Америки. Однако настоящая опасность заключается в удушении политических амбиций таких групп. Из тех случаев, когда законная исламистская оппозиция была подавлена, воинствующие группы и религиозные экстремисты извлекали пользу. Возьмем случай с Алжиром, где возникновение ультранасильственной джихадистской организации «Аль-Гамаа аль-Исламия» («Вооруженная исламская группа»; ВИГ[34]
) стало прямым результатом решения алжирских военных запретить участие в политической жизни более умеренных и уступчивых исламистов. И наоборот, там, где умеренные исламистские партии были допущены к участию в политике и работе правительства, народная поддержка более экстремистских групп уменьшилась. В Турции, например, политический успех «Партии справедливости и развития» (ПСР) привел к краху радикальных религиозных группировок. Простой факт заключается в том, что демократия не может укорениться на Ближнем Востоке без участия тех умеренных исламистов, которые готовы играть по правилам, сложив оружие и собирая бюллетени.