Нет мне ответа...

В тёплом и большом письме, написанном мастером группы – Константином Александровичем Королёвым, были такие слова: «Ручная работа слесаря-лекальщика особо точная, ювелирная, «умственная», как говорят про неё ветераны-лекальщики, и она, наверное, чем-то сродни сложной и удивительной работе писателя». И то и другое – дело творческое, требующее больших знаний и умения, того, что в рабочем цехе называют мастеровой смекалкой. Результат труда, качество и отделка изделия по самым высоким требованиям должны соответствовать самому неумолимому ОТК – совести исполнителя, его работе и писательской чести.

Такие вот письма, посланные тружеником-читателем, доброжелательным, тонко и точно разбирающимся в литературе, умеющим отделить зерно от плевел, – есть самая большая радость и благодарность за наш нелёгкий труд.

В том же письме мне сообщили, что ПТУ № 3 (прежде ФЗУ) седьмого декабря исполняется пятьдесят лет.

Пятьдесят лет в мотовилихинском училище учили и учат мастерству и рабочему делу молодых ребят и девушек. Да это ж целая армия! И, наверное, нет уж такой области в нашей стране, где бы не жили и не трудились бывшие фэзэошники, гордо и с достоинством продолжающие дело своих дедов и отцов – мотовилихинцев! И в такой славный для молодых парней и девушек юбилей я, бывший фэзэошник, начавший трудовой путь в лихие и тяжёлые военные годы, шлю им самые добрые пожелания успехов в труде и в жизни, творческих свершений и дерзаний, а их наставникам – здоровья и много-много терпения, потому что знаю, как нелегко воспитать нашего брата, научить не только профессии, но прежде всего уважению к труду – властителю всего сущего и святого на земле.

Ещё раз благодарю за чудесный подарок, буду стараться каждую строку в моей «продукции» делать так же тонко и точно, как вы сделали слесарный инструмент в дорогом мне подарке.

В. Астафьев

1975 г.

(Читателю Л. Е. Цепенко)

Леонид Евдокимович!

Я работаю в литературе с лишком двадцать лет и, естественно, за это время получал всякие письма, самое их большое количество пришло на ещё не завершённую повесть «Последний поклон». Есть среди них и восторженный отклик покойного Черкасова, которого Вы употребили в качестве дубины, дабы расшибить меня. Но я не из робких людей, более того – из упрямых, а ещё и чувство собственного достоинства имею и посему не только не отвечаю на письма, написанные прокурорским тоном, но вообще не удостаиваю их общением в работе своей.

Вам Митроха из главы-рассказа «Ночь тёмная-тёмная» ничего не напомнил? Он ведь Вашим тоном общается с людьми: «найти истинного виновника (или виновников)», «не должен был, не мог допустить таких грубых ошибок», «как никто, обязан», «я не хочу умалять вины автора, во многом он виновен», «живой поклёп на сибиряков» и т. д., и т. п.

Не стал бы я тратить время и слова на этот ответ, ясно сознаю, что это бесполезно – человек, старающийся изобличать, притирать к стене, обычно считает себя умней всех и есть он крайняя инстанция во всяком деле, в общем-то, типичная позиция воинствующего обывателя, который склонен думать, что история и всё в этом мире началось с него, им постигнуто, до конца исчерпано и, значит, с ним и кончится. Но… Ваши требования и угрожающий тон обращены не столь к автору, сколько к издателям. Вот уж это напрасно! Коли Вы есть «потребитель продукции», а «продукция» эта подписана мною, мне и отвечать за неё, а то, не ровён час, на задёрганных, работающих за мизерную зарплату редакторов обрушится «меч карающий»…

Но по существу. Итак:

Куть – кутья. И это мне ведомо, любезный «потребитель продукции». И про поминальную кутью, и про куть, но… повесть вот именно автобиографическая, при желании Вы могли бы найти в ней куда более существенные сдвиги и неправильности в языке, однако в данном случае я сознательно, а не по лопоухости употребил слово, ибо так оно употреблялось в моём родном селе. Повесть издавалась уже несколько раз, вышла в «Роман-газете», и читатели не раз и не два обратили внимание на то, что возникает путаница с кутьёй и кутью. Правда, в отличие от Вас, читатели те допускали возможным употреблять такие слова, как: «мне кажется», «я думаю», «по-моему», «может быть, так будет точнее», и вот в следующем издании слово «кутья» будет уже заменено (книга на выходе). В издании «Роман-газеты» или в первом издании вкрались вроде бы маленькие ошибки: бродень сделался бреднем и пр. Возможно, это прошло ещё в рукописи на машинке.