Погода у нас так и не наладилась. Всё вымокло, выстыло – урожая ни в полях, ни в лесу. Уныло всё и в природе, и в людях. У меня всё болит: кости, лёгкие, и, чего давно не бывало, стало придуривать сердце, иной раз довольно пугливо.
Книгу тому безрукому художнику я отправил – «Затеси» отправил, ибо там рассказ «Руки жены». 15 сентября с Марьей поедем в Молдавию на Декаду русской культуры, авось маленько погреемся. А потом я всё же двину в Сибирь – надо заканчивать «Последний поклон», а то пока я его напишу, все вымрут. В начале августа умерла тётя Галя, та самая «прокурорша», что описана в последней главке «Царь-рыбы». Я на похоронах не был – не смог, и это меня угнетает очень.
Ну-с, пожелаю Герке хорошего начала учебного года, а Матрёне здоровья и здоровья. Да пусть вас больше не трясёт. Напиши Вале – пусть она мне достанет «Пастуха и пастушку» на грузинском языке. Мне грузины не отвечают. Всех целую. Виктор
А младшему Виктору завтра 4 месяца. Славный малый растёт, улыбается всем, горгочет.
Дорогой Вася!
Мне всегда приятно получать твои бодрые и трепетные письма, всё в них о природе, о работе, а то алкаши одни одолевают, стонут, стишки «погибельные» шлют и сами вроде бы вот-вот погибнут, но чаще всего погибают их матери, жёны, дети, а они продолжают пить, жаловаться, ругать власти, литературу, всех чернить, кроме себя. Надоели, окаянные. Артисты они, и все одинаково играют, зато самолюбивы и эгоистичны до омерзения. Надоели, падлы!
Я живу всё ещё тяжеловато. Написать книгу, которая бы всколыхнула пусть не общество, а хотя бы отдельную публику, трудно, а потом ещё надо нести на себе, как крест, груз гнева, боли и настороженности, вызванных ею. Очень «Царь-рыба» оказалась для моего здоровья и больной головы книгой тяжёлой – до сих пор мучаюсь с нею. Сдавал в «Роман-газету», так все требуют подписей, печатей, разрешения и, в конце концов, дали сокращённый вариант в одном номере, да и то попросили: «Остро очень, так нельзя ли кое-что…», ну тут уже я освирепел, бахнул дверью и уехал. Дают вроде бы в № 23, но боюсь, что попросят в корректуре «кое-что», и я опять буду ругаться, а потом голова станет раскалываться. А ещё ведь редактура книги впереди новой, непростой – в неё входят «Ода русскому огороду», новые главы «Последнего поклона» и «Царь-рыба» – меня уж всячески готовят к «редактуре». Ах, мати божья!..
После Москвы я сразу уехал в деревню. Погода у нас по-прежнему плохая. Урожаю нет – маленько наросло грибов, вот и собираем с Марьей Семёновной да сушим, солим и маринуем – всё еда зимой, а то даже ведь картошка не выросла. И рыба не клюёт! Вода большая, корму много несёт, и она срать хотела на наживку.
Саша Филиппович прислал мне большое письмо, много о «Царь-рыбе» мне написал – умница он, но, кажется, в Свердловске ему не жить – съедят. Я посоветовал ему держать на прицеле Курган.
Пятнадцатого сентября, если будем здоровы, уедем с Марьей Семёновной на декаду, в Молдавию, хоть маленько встряхнуться и отогреться, а потом, отредактировав книгу, пусть и поздней осенью, я всё же собираюсь в Сибирь – надо заканчивать «Последний поклон», а чтобы закончить, всенепременно надо постоять на том месте у Енисея, где нашли утопленницу-мать.
Вот потянуло к этому месту, и ничего с собой поделать не могу, и книгу мне не закончить, если я не выполню этого душевного «каприза». Внук наш Витенька растёт хорошо, слава богу. Сын Андрей уезжает обратно на Урал, в Вологде не прижился. Вот такие наши дела.
Всем привет. Виктор
Дорогой Коля!
Лишь вчера вечером вернулся домой – ездил в Молдавию на декаду – был небольшой отрезок времени перед редакцией книги. Хотел погреться в солнечной Молдавии, ибо целое лето прокисал от дождей, но тут лихо пришлось, поехали «изучать жизнь» по районам, дождина, холод, а мы в ботиночках и парадных костюмчиках. Вернулся в Москву – закупорка! Не подписывают журнал с новой повестью Вали Распутина, стоит книга его в «Молодой гвардии», стою я, дожидаясь очереди на редактуру, – редактор у нас один. И так вот болтался в Москве, осатанел от тоски и тех, кого видел и слышал. Тем временем остановили номер «Роман-газеты» с «Царь-рыбой». Кто? Где? Почему остановил? Нынче не узнаешь. Меня просили остаться в Москве хлопотать, но за себя я хлопотать не умею, да и лёгкие мои болят, желудок расстроился ещё в Молдавии (один раз в центре Москвы прихватило, во театр!), и, словом, чувствую: надо уплетаться домой, иначе запью горькую от душевного гнёта.
Общее настроение, Коля, хреновое. Литературу снова прижимают к стене, побаловали малость и довольно! Сейчас чувствую себя нехорошо, надо бы в деревню поехать, а дела не пускают: на несколько дней хватает мелочей, потом из Ленинграда чтец приезжает, читает «Последний поклон», просит его послушать. 15 октября премьера моей пьесы в Вологде, которую Театр им. Ермоловой успешно возил на гастроли по Сибири и был в Томске, где особенно её хорошо принимали.