Нет рецепта для любви

Артём вздохнул и отправился в сад – фонтан они так и не устроили, но бассейн был. Там и нашлась его райская птица: обнаженная Олеся плавала в подсвеченной голубой воде. Артём засмотрелся на ее отливающее перламутром тело, так легко скользящее от одного бортика к другому, и хотел было присоединиться, подумав, что они ни разу не занимались любовью в бассейне, и каково это, интересно? Но, пока он думал, Олеся вылезла из воды и быстро побежала в дом. Не заметить его она никак не могла, и Артём, недоумевая, пошел за ней, снова ощутив всплеск тоски и тревоги, как давеча на балконе. Когда он добрался до спальни, Олеся уже слегка подсушила волосы, которые казались совсем темными, как и глаза на бледном лице – она никогда не загорала, потому что от солнца на нежной коже мгновенно выступали россыпи веснушек. Артём смотрел на нее с нежностью и все сильнее разгорающимся желанием – шагнул к Олесе, но она ловко ускользнула и ушла к окну, присев на широкий подоконник.

– Олесь, что происходит? – Артём внутренне поморщился, услышав раздражение в собственном голосе: так нельзя! Он взял себя в руки и спросил более нежно:

– Милая, что-то не так?

Олеся взглянула на него и отвернулась, потом выпалила – он не поверил своим ушам:

– Я тебе изменила.

– Что? – Артём рассмеялся. – Что ты сделала?

Он смотрел на Олесю, закутанную в белый махровый халат, и ничего не понимал. Совсем ничего.

– Ты слышал. Я. Тебе. Изменила. Не ожидал?

Олеся усмехнулась. Он подошел ближе и заглянул в ее глаза – любимые глаза цвета гречишного меда. И вдруг поверил:

– Кто он?

– Какая тебе разница?

– Я хочу знать! И давно? Как долго это продолжается?

– Недавно. Всего раз и было.

– Ты что – влюбилась?

– Нет.

– А что же тогда?

– Ничего.

– Что значит – ничего? Объясни!

Чем сильнее он ярился, тем спокойнее становилась Олеся. Она выпрямилась, подняла голову и смотрела на него с насмешливым вызовом. Но Олеся только казалась спокойной – Артём хорошо чувствовал ее напряжение и внутреннюю дрожь. Даже воздух вокруг вибрировал, словно она была высоковольтным проводом. Он видел: Олесей овладело какое-то помрачение ума, ожесточение души, заставлявшее ее произносить ужасные слова и заводить его все больше и больше, пока ярость не затмит рассудок. У них пару раз случались подобные ссоры, и Артём обычно сбегал с поля боя – от греха подальше. Но сейчас дело было куда серьезнее, чем та ссора из-за… Он даже не помнил, из-за чего! На пустом месте!

– Ну? Говори! – Артём встряхнул ее за плечи.

Олеся оттолкнула его:

– Пусти! Да что говорить-то? Ты никогда не понимал, что мне нужно.

– Так скажи, чего тебе нужно? Какого рожна? Чем он лучше меня?

Она фыркнула Артёму в лицо:

– Да всем!

Глаза Олеси горели, на щеках выступил румянец – она была прекрасна, как никогда. Любимая, ненавистная, желанная, чужая, непостижимая. В эту минуту Артём страстно ненавидел ее – и так же страстно хотел. Она говорила чудовищные вещи, оскорбляла его, намеренно доводила до белого каления – и все это с улыбкой:

– Ты же не мужчина, а… повар! Трахаешься, как суфле взбиваешь! С тобой спать, как… как в киселе плавать!

– Что?

– Да ты просто тряпка!

И тогда Артём ударил ее. Ладонью по щеке. Со всей силы. Голова Олеси дернулась и затылком стукнулась о стекло, которое сильно задребезжало, но не разбилось. Щека у нее мгновенно покраснела и распухла, из носа потекла кровь.

– Кто он?

– Это Бернар…

Бернар? Один из официантов – молодой, красивый и наглый, которого он давно собирался уволить по бесконечным жалобам администратора! Бернар? Этот жиголо, этот подонок? Как она могла? Олеся смотрела на Артёма отчаянным взглядом и дрожала, хотя упорно улыбалась. Он замахнулся еще раз – Олеся жалобно вскрикнула и закрылась руками, вжавшись в оконный проем. Артём повернулся и вышел. Он долго отмокал под душем, потом лег в постель. Сна не было. Мыслей тоже. Одна звенящая пустота, омерзение и отчаяние.

То, что произошло сегодня, сломало его, Артём это ясно сознавал. Он поднял руку на Олесю. Ударил любимую женщину. «Я такой же, как отец!» – подумал он, не сразу вспомнив, что Поздняков вовсе ему и не отец. Но это не утешило Артёма – значит, он сам таков, и гены ни при чем. Сейчас, когда ярость утихла, он ужасался своему поведению и мучился: как там Олеся? А вдруг он ей нос сломал? Или зуб выбил? Артём зарычал, с силой ударив по подушке, но этого показалось мало, он вскочил и заметался по комнате, готовый биться головой о стену. Стыдно и больно было так, что хотелось причинить себе еще большую боль, чтобы перебить душевную муку. И невольно вставали перед глазами яркие картины того, что делал с Олесей – что мог делать! – этот подонок Бернар. С его Олесей! Господи, за что? Журавлик… За что…