Невеста из тумана

А потом, поднялась такая суматоха, что я даже растерялась. Все кричали, галдели, плакали. В сырой темноте ночи огни носились по двору, как ненормальные. Очень крупный мужчина с бычьей шеей и бицепсами толще моей талии, в котором я смутно узнала своего отца из воспоминания, легко подхватил меня, и так, на руках, крепко прижимая к своей мощной груди, понёс в замок. Мама бежала следом, что-то быстро говоря. Я молчала. Оглушённая происходящим и до чёртиков усталая, соображала я плохо. Да что там! Надо честно признаться, явно тупила.

Среди толпы мелькнуло в свете факельного огня донельзя изумлённое лицо Фисы. Наконец-то, я нашла её…

А дальше всё было ещё удивительнее. Со мной, не слушая никаких моих, изредка начавших прорываться, хриплых мяукающих возражений, стала возиться целая толпа мамок-нянек во главе с родной матушкой. Огромного и грозного северного лаэрда его жена с лёгкостью прогнала из купальни, куда он меня принёс. Здесь уже была приготовлена ванная с горячей водой. Наверное, для Филиппа набирали? Женщины обращались со мной, как с пятилетним ребёнком: нежно мылили в несколько рук, купали, полоскали, вытирали, сушили, одевали, убирали, и, наконец, чем-то очень вкусным кормили с ложечки.

Главное, меня ни о чём не расспрашивали! Все, будто, получили табу на любые разговоры со мной, только сюсюкали и приговаривали, что теперь всё будет хорошо.

Я совсем немножко попыталась сопротивляться столь всеобъемлющей заботе и… сдалась. Расслабилась. Позволила возиться со мной, как с маленькой, ухаживать… Даже не догадывалась, насколько приятным это может быть. Как-то не было, до сих пор, подобного опыта, чтобы с молодой здоровой женщиной обращались, как с дитятком малым. У Меченого с дочерями никогда так не возились. Возможно, потому, что девочки росли без матери? Или это оттого, что я — обнаруженная пропажа?

Во время омовения я заметила, что мать пристально рассматривает моё тело, каждый участок кожи, явно выискивая повреждения, следы ран или плохого обращения. Она широко улыбалась, но страдальческая хмурая складка между её бровей разгладилась только тогда, когда женщина убедилась, что дочь вернулась в целости и сохранности, по крайней мере, внешне.

Конечно, мама осталась довольна тем, как выглядит её доченька! Весь последний месяц, когда готовила к свадьбе Беллу, я не забывала и к себе применять процедуры моего доморощенного салона красоты. Если бы не тяжёлое путешествие и беременность, я, вообще, выглядела бы шикарно. Увы, пусть моё интересное положение ещё не просматривалось в районе живота, но на общий облик влияло.

А в какие царские покои меня отвели! Ни у одной из лаэрит Меченого таких не было! Из причитаний мамок-нянек я поняла, что нахожусь в собственной комнате и здесь ничего не меняли в моё отсутствие. Кровать с балдахином, большое зеркало, изящная мебель. Шкуры на полу, гобелены на стенах, огромный камин и кресло-качалка рядом.

Меня так ни о чём и не спросили той ночью, но отдыхать одну не оставили. Человек пять за дверью и двое в самой спальне всю ночь караулили мой сон. Я же так устала, что, несмотря на новые события, отключилась, едва коснулась головой подушки. В первые мгновения сна моему несчастному измученному телу всё ещё казалось, что его продолжает трясти на повозке.

Спали ли родители Элизы? Наверное, нет. Скорее всего, не отпуская брата на отдых, с пристрастием допрашивали Филиппа, откуда он меня привёз. Я хихикнула, когда подумала об этом. Так ему и надо, торопыге безжалостному!

Ночью я, даже, не оценила мягкость лебяжьего пуха, из которого была сделана перина на моём ложе. Зато утром подумала, что, наверное, умерла и попала в рай. Моя новая постель — это не деревянный топчан с соломенным матрацем! Я будто на облаке спала. Даже Меченый не баловал ни себя, ни дочерей, подобными перинами и подушками. Ко всему, нежное белое постельное бельё было так искусно вышито такими же белыми нитками! И телу, и глазу — необыкновенно приятно!

Завтрак мне подали в постель. Я не отказалась. Блаженствовала. Даже утренней тошноты не было!

— Элиза, родная, ты расскажешь маме, что с тобой случилось? — молодая женщина, что присела на край моей кровати с трёх сторон закрытой тяжёлым плотным балдахином, смотрела на меня с такой нежностью и любовью, что у меня прямо сердце зашлось.

В этот момент, я впервые перестала ощущать себя глубоко одинокой в этом мире. Даже не подозревала, что это чувство жило во мне, пугало и, даже, мучило.