Невеста смерти

— Гайя… — Марс шагнул к ней и заглянул в непокорно горящие глаза и только тихонько вздохнул, исчерпав все аргументы, а давить на нее он откровенно боялся — она и так еще не вернулась к нему. — Ты хоть меч не забудь.

Она вскинула на него огромные на еще больше загоревшем за эти дни лице глаза:

— А когда я его забывала? — и легким прыжком скрылась внизу.

Марс сжал кулаки, чтобы не устремиться за ней…

Гайя неслышными шагами шла по кораблю, спустившись туда, где от моря ее отгораживали только досчатые стенки. Она не пожалела, что ни под каким предлогом так и не разулась — ступать босыми ногами по затхлым лужицам было бы неприятно. Она поморщилась — под ногами прошмыгнуло несколько откормленных крыс. Ее ухо, помимо крысиных лапок, уловило еще какое-то шевеление впереди. Глаза девушки, отлично видевшие в темноте, выхватили тяжелый кованый замок на небольшой двери в самом носу корабля, где борта неумолимо сжимались с обоих сторон, преврашая проход в узкий лаз.

Она услышала звон цепей, несколько глубоких вдохов.

Держа меч наготове, она пригляделась к замку и пожалела, что волосы еще не отросли настолько, чтобы вернуть на место свои любимые шпильки. Выпрямилась и с размаху выбила дверь ногой, держа наготове меч.

Хорошо, что Гайя, одинаково владея обеими руками, в самый крайний момент перебросила меч в левую руку — когда правой осматривала замок. Потому что навстречу ей полетела прямо влицо ржавая цепь, которую она едва успела перехватить и намотать на руку.

Гайя выдохнула и подняла голову — на нее сверху смотрели светло-синие ясные глаза. Мужчина, стоящий перед ней и одетый только в разорванные цепи на руках и ногах, был на пару дигитусов выше Рагнара и чем-то неуловимо похож на него: сильная линия челюсти, высокие скулы, волевой подбородок, завораживающие глаза василькового цвета в обрамлении на удивление черных пушистых ресниц под резким изломом таких же черных бровей и невероятно светлые коротко стриженые волосы…

Он оглянул девушку с головы до ног и прищурился:

— Ты кто?

— Старший центурион преторианской гвардии.

Мужчина вздрогнул и на мгновение его взор затуманился, но тут же снова стал холодным и ясным:

— Может, отпустишь цепь тогда? Или ты продалась сирийцам?

— Сирийцы на дне моря.

— Вот как? И кто им помог?

— Мы. Все. А ты кто такой? — поинтересовалась она. Но цепь выпустила, потому что все равно было бессмысленно надеяться удержать такого гиганта за одну руку. Если бы он захотел, то уже давно бы мог бы ее отбросить в сторону — Гайя прекрасно чувствовала, что он рассматривает ее, как мелкую козявку. Впрочем, рядом с ним, высоким, широкоплечим, сложенным из одних только натренированных мускулов, она и правда выглядела хрупким подростком.

Мужчина перевел взгляд на ее доспехи — и снова как будто обжегся, провел рукой по коротким, пепельно-белым волосам.

— Я должен тебе сказать… — его голос, с легкой хрипотцой, мужественный и выразительный, звучал слегка неуверенно. — именно тебе… Что-то очень важное…

— Я слушаю, — она заглянула ему в глаза, стараясь говорить как можно мягче.

— Не помню… Цербер и все приспешники Аида, — мужчина с такой силой ударил в деревянную переборку кулаком, на запястье которого болтался обрывок цепи, прикрепленной к широкому наручнику, что две доски проломились.

— Эй, — остановила его Гайя. — Хорошо, не борт проломил.

Он с досадой глянул на нее…

Женщина, да еще такая потрясающе красивая. Ошибка первого мгновения, когда он принял ее за молодого новобранца, тут же сошла на нет. Такой гордой осанки, такого пронзительного взглда не бывает у юнцов.

Да и голос ее — негромкий, но бархатистый, обволакивающий, ласкающий и манящий, никак не вязался с доспехами, украшенными на груди знаками отличия старшего центуриона. Он не настолько давно покинул рим и не настолько выжил из ума, чтобы не понимать, кто перед ним. Но вот почему все это было так ему знакомо? Почему вид этой хрупкой девушки в боевых доспехах так подталкивал его что-то сказать ей?

Он мучително размышлял, чувствуя, как поднимается по затылку снова разламывающая и нудная боль, от которой его не смогли избавить знахари египетских пустынных кочевников.

— Как ты оказался именно здесь? Ты такой огромный, что даже странно, что не посадили на весла.

— Им виднее.

— Ты наказан?

— А сама как думаешь?

— Но ты не избит. Значит, у них был резон не портить тебе шкуру.

— Продавать везли.

— Кому? В лудус? Но ты же очень чисто по-латыни говоришь. Ты римлянин?

Он кивнул неопределенно. Да и что сказать ей? Он уже и забыл, как мальчишкой бегал босыми ногами по нагретым камням бесконечных лестниц и взвозов родного города. Он помнил себя и молодым солдатом — совсем зеленым, со сбитыми ногами и ноющими от тяжести доспехов и груза плечами.