Невеста смерти

Мужчина слегка присел, опуская ее ноги в воду, и Ренита забилась у него в руках:

— Не надо! Таранис, прошу тебя! Не надо, мне страшно!

— Хорошо, хорошо, — он вынес ее из воды. — Зато ножки чистенькие, и я могу их целовать сколько угодно, хотя мне и пыль не мешала.

Он опустил ее на плащ, встал на колени и стал согревать каждый пальчик своим дыханием и ладонями. Она наклонилась к его голове, пропуская в ладонях гладкие как сирийский шелк черные волосы.

Таранис и Ренита и сами не заметили, как прикосновения стали все более откровенными и жаркими, как уже ее руки расстегивают его бальтеус — благо она умела делать это быстро и наощупь, годами раздевая раненых в сполиарии. А вот Таранис снова запутался в завязках ее хитона — но не решился разрезать их взмахом ножа.

Ренита, не отводя своих глаз от его, ставших от еле сдерживаемой страсти еще более густо-синими и мерцающими в глубине, сама распустила завязки. Таранис осторожно снял с нее хитон, понимая, что если разорвет сейчас тонкую ткань, то Ренита тут же встрепенется и пропадет очарование этого дня.

Она поежилась на прохладном ветру, зябко поведя худенькими плечами, и он поспешил накрыть ее собой:

— Я согрею тебя, моя любимая.

Его тело, упругое и горячее, дарило ей удивительное чувство покоя и безопасности. И Ренита прижалась к нему, обхватила руками — наконец-то просто ощущая руками его гладкую кожу и это потрясающее тепло, а не отыскивая по привычке раны.

Таранис чувствовал, что у него начинает кружиться голова от ее близости, от пьянящего запаха нагревшейся под солнецм еще влажной земли, от торчащих повсюду мелких желтых цветов и негромкого журчания Тибра.

— Ренита, любимая…

И луговина закружилась в их глазах, наполнившись тысячью звуков и брызг света.

Они полежали какое-то время, завернувшись в плащ, и обмениваясь нежными поцелуями.

— Знаешь, а вот теперь я и сама хочу в воду, — прошептала она, и он снова подхватил ее на руки.

А после они до самого вечера гуляли по прибрежному лугу, собирая какие-то побеги, которые заметила Ренита.

— Куда тебе столько? — удивился Таранис, безропотно стягивая тунику и связывая ее мешком, чтобы она могла сложить туда свои находки. — Смотри, у тебя уже все руки зеленые.

— И что? — улыбнулась она. — Побеги-то зеленые, а не синие.

— А что ты с ними будешь делать?

— Сушить. Заваривать, — она виновато улыбнулась. — Прости. Ты хотел погулять, отдохнуть. А теперь тащишь этот мешок.

— Он не такой уж и тяжелый. Могу и тебя на руки взять.

— Не надо. А как же я буду собирать хвощ?

Он рассмеялся:

— Да ты не о лекарствах можешь думать?

— Могу. Но когда лекарства понадобятся, то начинать думать о них будет слишком поздно…

— Ты не голодная?

— Немного, — она вспомнила, что ушли они с самого утра, и не могла сообразить, успел ли поесть Таранис, потому что сама даже не пошла получать свою порцию каши, торопять закончить стирку бинтов, чтобы не упускать такой погожий день для просушки.

— Тогда нам придется пройти еще чуть-чуть.

— И что? Дай угадаю. У тебя там охотничьи силки?

— Лучше. У меня надежные друзья.

— Ты их съесть собрался, что ли?

— Увидишь.

Таранис знал, что Рагнар, тоже освободившийся от дежурства при сенаторе в это утро, уже отнес и поставил в оговоренное место корзину с едой.

— Ну-ка. Приглядись к тому кусту.

— Ничего не вижу, — она закрутила головой. — Ой, корзинка. Это же чужое, не трогай!

— Ренита, это наше. Ну хорошо, если ты так не боишься всего неожиданного, придется признаться, что ее недавно Рагнар принес.

— Откуда ты знаешь? Я вот Рагнара бы заметила. Тут же только кусты и луг. А он огромный.

Таранис искренне рассмеялся, снова пользуясь возможностью прижать ее к себе:

— Рагнар воин. И пройти тихо и незаметно для него не сложно.

— Тогда ладно. Ой. Подожди-ка. Так вы с ним все заранее задумали?! А если бы я не пошла?

Он замер — и ведь действительно. Они с Рагнаром даже предположить не могли, что Ренита категорически откажется.

— А если бы тревога? — выкрутился он.

Ренита вздохнула:

— А и правда? Если тревога? А нас нет.

— Услышим. Кони пронесутся.

— Точно? Ой, но тогда и нас заметят?

— Нет. Нас не видно за холмом и кустами. Так что мы один в этом мире.

— А пастух какой?

— Впреди него будут козы, Ренита. Их ты точно услышишь. Это не Рагнар.

Он закрыл ей рот поцелуем. Она рассмеялась — наконец-то спокойно и искренне.

— А я и правда голодная…

— А я-то как!

— Так ты не ел?

— Побеги твои?

— Нет, утром, в лагере.

— Нет. Тебя пошел уговаривать прогуляться.

— Ой, мне так стыдно… Я даже не спросила. Ты же ослабеешь.

— И упаду. К твоим ногам, — и он действительно рухнул в траву у ее ног, схватив ее за лодыжки так, что она не удержала равновесие и села на его подставленный бок. — Так что не покормишь если, так и буду тут лежать.

— В смысле покормишь?

— А у меня нет сил даже руками шевелить. Ты мой лук пробовала натянуть?

— Нет, конечно.

— Попробуй. А я еще и мешок волок.

— Да сдался тебе этот мешок! Хочешь, сама понесу дальше…

— А хочешь, я и тебя понесу? Предлагал же. Но хорошего коня кормить полагается, — и он извернулся своим большим гибким телом так, что его голова оказалась на ее коленях.