Невидимый человек

— Что случилось? — спросил один из братьев.

— Ничего, извините. — По-утиному раскачиваясь, он подошел к двери и поманил кого-то жестом. Через секунду я увидел уже знакомую женщину.

— Эмма, листок, который я тебе дал. Вручи его новому брату, — попросил Джек, как только она вошла и закрыла за собой дверь.

— Так это ты. — Она многозначительно улыбнулась.

Я смотрел, как Эмма поднимает руку к декольте шелкового платья и вытаскивает белый конверт.

— Твоя новая личность, — сообщил брат Джек. — Открой.

Внутри лежала бумажка с именем.

— Это твое новое имя, — объяснил брат Джек. — Впредь старайся ассоциировать себя с этим именем. Зазубри его так, чтобы откликнуться даже среди ночи. Под этим именем очень скоро ты прославишься на всю страну. Не отзывайся ни на какое другое имя.

— Постараюсь, — сказал я.

— Не забудь про жилье, — напомнил один из присутствующих, рослый мужчина.

— Да, конечно. — Брат Джек нахмурился. — Эмма, выдай, пожалуйста.

— Сколько, Джек? — спросила она.

Он повернулся ко мне.

— Сколько ты задолжал за аренду?

— Очень много, — ответил я.

— Триста, Эмма, — приказал Джек, а потом обратился ко мне, заметив мое удивление: — Не сомневайся. Этого должно хватить на выплату долга и покупку одежды. Позвони мне утром насчет жилья. Для начала мы будем тебе платить шестьдесят долларов в неделю.

Шестьдесят в неделю! Я проглотил язык. Женщина отошла в другой конец библиотеки к письменному столу и, вернувшись с деньгами, выдала их мне из рук в руки.

— Лучше убрать подальше, — проникновенно шепнула она.

— На этом, братья, предлагаю закончить, — сказал Джек. — Эмма, как насчет того, чтобы выпить?

— Конечно, конечно. — Она направилась к серванту, достала оттуда графин и набор стаканов, в которые налила прозрачный напиток на высоту двух пальцев.

— Пожалуйста, братья, — сказала она.

Брат Джек поднес стакан к носу и глубоко вдохнул.

— За человеческое братство… за перемены и за историю, — произнес он, чокаясь со мной.

— За историю, — хором вторили мы.

Мне обожгло горло, а из глаз брызнули слезы, и, чтобы их скрыть, я наклонил голову.

— Да! — крякнул один из братьев от удовольствия.

— Пойдемте, — пригласила Эмма. — Давайте присоединимся к остальным.

— Теперь настал черед удовольствий, — сказал брат Джек. — И помни про свою новую личность.

Я хотел подумать, но мне не дали времени. Меня увлекли в гостиную и представили под новым именем. Все улыбались и, казалось, были рады знакомству, как будто прекрасно понимали мою будущую роль. Каждый тепло потряс мне руку.

— Что вы думаете о ситуации с правами женщин, брат? — спросила меня какая-то дурнушка в огромном черном вельветовом берете. Но прежде чем я успел раскрыть рот, брат Джек подтолкнул меня к группе мужчин, один из которых, похоже, был хорошо знаком с проблемой принудительных выселений. А рядом, вокруг рояля, собравшиеся распевали народные песни, перекрикивая аккомпанемент. Мы подходили то к одним, то к другим гостям, брат Джек держался властно, остальные — с неизменным почтением. Влиятельный, должно быть, человек, подумалось мне, и вовсе не фигляр. Но пусть катится в тартарары вся эта история с Букером Т. Вашингтоном. Я буду исполнять свои обязанности, но оставаться при этом самим собой, кем бы я ни был. Построю свою жизнь по образу жизни Основателя. Если им так хочется, пусть думают обо мне как о Букере Т. Вашингтоне. А что я сам про себя думаю, не их ума дело. Да, и не стоит лишний раз трепаться о том, что во время речи у меня тряслись коленки. Внезапно я почувствовал, что во мне клокочет смех. А еще предстояло выяснить, под каким научным соусом здесь подают историю.

Мы собрались вокруг рояля, и какой-то напористый молодой человек стал расспрашивать меня о лидерах гарлемского сообщества. У меня на слуху были разве что их имена, но я делал вид, что знался с ними лично.

— Превосходно, — сказал он, — превосходно, в будущем нам предстоит большая совместная работа с этими силами.

— Вы абсолютно правы, — согласился я, звякнув кубиками льда о стенки стакана.

Затем я попал в поле зрения коренастого плечистого джентльмена, который помахал остальным, требуя тишины.

— Послушай, брат, — начал он. — Парни, стоп, прекратите играть!

— Да, эмм… брат, — отозвался я.

— Ты нам нужен. Мы тебя искали.

— Вот как, — сказал я.

— Как насчет спиричуэлс, брат? Или пары добрых старых рабочих негритянских песен? Ну, например, «Я поехал в Атланту — раньше там не бывал». — Он неуклюже, как пингвин, развел в стороны руки: в одной — стакан, в другой — сигара. — «Белый спит на пуховой перине, а негр — на полу»… Ха-ха! Давай эту, брат?

— Брат не поет, — отрезал Джек.

— Ерунда — все цветные поют.

— Это вопиющий пример бессознательного расового шовинизма, — сказал Джек.

— Чепуха, я люблю их пение, — упорствовал тот.

— Еще раз: брат не поет! — проревел Джек, побагровев лицом.

Плечистый упрямо смотрел на Джека.