Невидимый человек

— Молчи. Как насчет оладьев? — спросила она, поднимаясь из-за стола и направляясь к кухонному шкафу. — Согреют тебя на этом морозе.

— Времени нет, — сказал я. — Но я для вас кое-что приготовил…

— Да, и что же? — Из глубины шкафа ее голос звучал приглушенно.

— Вот, — поспешно выпалил я и достал деньги.

— И что у нас там?.. Где-то у меня был сироп…

— Посмотрите же, — нетерпеливо сказал я, выкладывая стодолларовую купюру.

— Должно быть, на верхней полке, — бубнила она, все еще стоя ко мне спиной.

Я вздохнул, а Мэри вытащила откуда-то сбоку стремянку, забралась на ступеньку и, держась руками за дверцы шкафа, внимательно осмотрела верхнюю полку. Я так никогда не договорю…

— Я хотел бы вам отдать, — сказал я.

— Перестань все время меня дергать… Что там у тебя? — спросила она, оборачиваясь.

Я поднял купюру.

— Вот что, — ответил я.

Она вытянула шею.

— Не вижу, что там?

— Деньги.

— Деньги? Боже милостивый, мой мальчик! — разворачиваясь ко мне, она чуть не оступилась. — Откуда у тебя столько? В лотерею повезло?

— Угадали. Выпал мой номер, — с облегчением проговорил я, думая, что сказать, если спросит, какое именно число выпало. Даже не представляю. Я никогда не играл.

— Отчего же ты молчал? Я бы хоть никель[3] поставила.

— Не верил в выигрыш, — ответил я.

— Скажу тебе… Бьюсь об заклад — впервые играл.

— Да.

— Видишь, я знала, ты везунчик. Сама сколько лет играю, а тебе с первого захода подфартило. Рада за тебя, сынок. Ей-богу. Но мне твои деньги ни к чему. Получи работу, а потом уже…

— Я же не все отдаю, — быстро возразил я. — Это только аванс.

— Целая сотня. А если попробую ее разменять, белые из меня всю душу вынут. — Мэри фыркнула. — Станут допытываться, где родилась, да где работаю, да где эти полгода проживала, а когда на все отвечу, все равно будут считать меня воровкой. Помельче не найдется?

— Это самая мелкая купюра. Возьмите, — взмолился я. — У меня еще есть.

Она испытующе посмотрела.

— Уверен?

— Чистая правда, — ответил я.

— Скажу тебе… только слезу отсюда, пока не грохнулась и шею себе не сломала. Сынок, — сказала она, спускаясь со стремянки, — спасибо тебе. Но послушай, я возьму только часть денег, остальное сохраню для тебя. Если окажешься на мели, попросишь у Мэри.

— Думаю, мои дела пойдут в гору, — сказал я, глядя, как она аккуратно сворачивает купюру и прячет ее в кожаную сумку, неизменно висящую на стуле.

— Вообще-то я рада, рассчитаюсь, наконец, по квиточку, из-за которого мне уже плешь проели. Вот уж я позабавлюсь, развлекусь, когда приду к ним, шлепну денежки на стол и скажу, чтоб меня больше не беспокоили. Сынок, вижу, что удача к тебе лицом повернулась. Ты во сне, что ли, счастливую цифирьку увидал?

Я метнул быстрый взгляд на ее оживленное лицо.

— Ну да, — ответил я, — в полусне.

— Какое число-то выпало? Господи! Это что ж такое? — завизжала она, вскакивая и показывая на линолеум вокруг трубы.

Я видел, как сверху волной несутся по стояку обезумевшие тараканы и сыплются на пол при любой вибрации трубы.

— Швабру тащи, живо! — завопила Мэри. — Вот из этого чулана!

Обежав стул, я вытащил швабру и принялся вместе с Мэри неистово хлестать и топтать разбегающихся тараканов — только хруст стоял.

— Гады ползучие, — ругалась Мэри. — Вон-вон, лови под столом. Ты смотри, куда лезет, дави его, дави! Подлые твари!

А я знай орудовал шваброй, прихлопывая и сметая в кучу расплющенных насекомых. Мэри, тяжело дыша, достала совок для мусора и передала его мне.

— Живут, знаешь ли, некоторые людишки в грязи. — Мэри брезгливо скривилась. — Как начинается легкий стук, так оно и прет из всех щелей. Много ли им надо?

Я оглядел влажные пятна на линолеуме и, с содроганием повесив на место совок и швабру, направился к порогу.

— Завтракать, что ли, не будешь? — спросила Мэри. — Сейчас состряпаю, приберусь только.

— Некогда уже, — сказал я, обхватив круглую дверную ручку. — Мне на утро назначено, а еще заскочить кое-куда нужно.

— Выкрой время, забеги куда-нибудь, поешь горячего. На пустой желудок по морозу не ходи. И не воображай, что можешь теперь все время по ресторанам питаться, раз деньги завелись.

— Хорошо. Буду за этим следить, — сказал я в спину мывшей руки Мэри,

— Удачи тебе, сынок, — отозвалась она. — Сегодня утром ты меня приятно удивил… чтоб мне пусто было, коли я вру.

Под ее веселый смех я зашагал по коридору к себе в комнату. Надел пальто и достал из шкафа дорогой сердцу портфель. Все еще новенький, как в день той баталии, теперь он вздулся, стоило мне положить в него расколотую копилку и монеты и защелкнуть замок. Затем я прикрыл дверцу шкафа и вышел.

Больше я не обращал внимания на стук. Мэри пела что-то грустное и безмятежное, пока я шел по коридору; пела и тогда, когда я открыл дверь и вышел на лестницу. Прямо там, на площадке я вдруг спохватился, при тусклом свете достал из бумажника и развернул слегка надушенный листок. По телу пробежала дрожь — в подъезде тянуло холодом. Потом она унялась; я прищурился и долгим, пристальным взглядом изучил новое имя, присвоенное мне Братством.