Невидимый мир

Сидя на тахте, я тихонько прошептал придуманное мной слово, к которому я пришел после шестимесячных поисков. Слово, которое быстрее всего приводило меня к сосредоточенности. Я прошептал его еще и еще раз. У каждого человека есть по такому слову — это сочетание звуков, тесно связанное со строением тела, предрасположением к определенным заболеваниям, типом нервной системы, интеллектуальными склонностями и памятью детства. Мое слово никого не интересует, и я никому его не доверю, чтобы оно не утратило своей силы. Слишком дорого стоило мне его найти! Некоторые книги связывают процесс сосредоточения с предварительным употреблением одного или нескольких точно определенных слов, пригодных для каждого. Не является ли идея строго индивидуального слова моим открытием?

Вы, наверное, помните — прежде я не был способен ясно понять самого себя. Мысль перескакивала с одного на другое, толкая меня к самоиронии. За последние два года я уяснил себе основные свои достоинства и недостатки, превратил их в бывшие достоинства и бывшие недостатки и построил свое новое «я». Сосредоточенность помогает моему сознанию очистить необходимую мысль от всякой пыли, задержать ее и внимательно осмотреть, пока она не станет предельно ясной; она словно располагается на продолговатом подносе, который сознание поддерживает своими лучами. Чтобы мое развитие шло в определенном, хорошо обдуманном направлении, я каждый вечер ставлю себе психологические задачи. Общего внушения — скажем, «освободись от страха» — недостаточно. В определенный момент оно исполняет свое назначение, а затем я представляю себе возможную житейскую ситуацию, связанную со страхом, переживаю ее, как если бы она разворачивалась сейчас, сию минуту, и заставляю себя держаться так, как полагаю нужным. Если это необходимо, я проигрываю ситуацию десять, двадцать или сто вечеров подряд, не меняя ни одной детали, пока отключение страха не станет автоматическим. Уверяю вас, что встреча с подобной ситуацией наяву уже никогда меня не испугает.

В тот вечер я сосредоточился в шестнадцатый раз на варианте ситуации, связанной с услышанной мной демагогической репликой. Лицо мое не должно было выражать ни раздражения, ни неловкого и искусственного одобрения, я запрещал себе вздрогнуть или взглянуть на человека, произнесшего эту реплику. Я хотел, чтобы мое лицо сохранило то же выражение, что и в предыдущий момент, то есть чтобы к словам такого рода я оставался глух. Я отрабатывал часть своего общего намерения — оставаться глухим для любого слова, содержащего хотя бы самую замаскированную фальшь.

Постепенно очертания моей комнаты исчезли. Я сидел за длинным столом в кабинете профессора. Рюмки с недопитым коньяком, блюдечки с шелухой от орешков. Профессор, мои коллеги и я. Только что ушел один из заместителей министра. Прощаясь, мы встали, затем снова сели на прежние места. Профессор проводил гостя до машины и вернулся к нам. Мы рассеянно чистим последние орешки, обмениваемся ничего не значащими словами, переживаем встречу. Профессор сообщает благостным голосом: «Замминистра просит извинить его за то, что он уделил нам только час, но у него сегодня крайне напряженная программа…» Короткое молчание, многие соображают, на каком же это обеде предстоит присутствовать замминистру. Внезапно раздается голос одной из ассистенток: «Бедняжка!»

Я останавливаюсь. Каждый знает или представляет себе, как при игре на музыкальном инструменте приходится снова и снова повторять трудное место, если хочешь, чтоб оно хорошо получилось. Я возвращаю сцену немного назад — к последним словам профессора: «…сегодня крайне напряженная программа…» Включаюсь. «Бедняжка!» «…сегодня крайне напряженная…» Молчание. «Бедняжка!» «…напряженная…» Молчание. «Бедняжка!» От вложенных в это слово сочувствия и доброты с абсурдным и карьеристским оттенком лицо мое все больше каменеет.

Телефонный звонок. Три секунды, и… я у себя в комнате, причем перенесся в нее плавно и безболезненно.

Телефон можно было бы выключить, но я врач.

Звонит молодой человек, отец которого умер несколько месяцев назад в неврологии, этажом ниже нас. Инсульт. С этим молодым человеком у нас был тогда случайный пятиминутный разговор.

— У моей матери кровоизлияние в мозг. Она в … — Он называет маленький городок недалеко от Софии. — Ее положили в местную больницу. Она ездит туда по пятницам, ведет класс рояля в тамошнем Доме культуры.

— Да, вы говорили мне, что она преподавательница музыки.

— Она упала около шести вечера на автостанции — мне только что сообщили. Ждала автобуса на Софию. Уроки у нее кончаются в половине шестого. Не согласились бы вы завтра утром поехать туда со мной на машине?

— Почему я? Я психиатр.

— Я верю только вам.

— Дайте мне минуту подумать.