Он кивает мужчине, который стоит в тени за кулисами. Знакомый полицейский выходит на свет.
Он ступает на подиум, его шаги отдаются эхом, солнцезащитные очки сдвинуты на лысину, от которой отражается свет, подобно тому, как поздним вечером солнечный свет отражается в ветровом стекле.
– Спасибо, сэр, – говорит он директору, жуя при этом жвачку. – Мне очень жаль, что приходится разговаривать с вами при таких ужасных обстоятельствах. Но знайте, полиция Окленда не остановится, пока не найдет Эли. И в этом нам необходима ваша помощь. Если у кого-либо из вас есть какая-нибудь информация, которая может нам помочь, мы бы хотели ее услышать.
Рядом стоящий директор Гутиеррец промокнул лоб обмотанным вокруг руки галстуком.
– Также мы продолжаем расследование об убийстве вашего учителя, мистера Шоу. В этом деле у нас было некоторое продвижение – не могу рассказать вам о деталях, поскольку расследование все еще продолжается. Но нам повезло, появились очень полезные свидетели, молодой мужчина и женщина из Сан-Франциско, которые сотрудничают с нами, чтобы найти человека, повинного в этом.
Его взгляд пробежался по аудитории, и не смотря на то, что огни театра отсвечивали ему в глаза, тем самым не позволяя ему в действительности видеть наши лица, клянусь, он встретился со мной взглядом.
Я вздрагиваю, представив как Амелия и Джаред лгут офицеру. Чем дольше он сотрудничает с ними, тем опаснее это для него. И я уверена, что он в этом совершенно не осведомлен.
Рид гладит мою руку в успокоительном жесте. Мне захотелось выдернуть ее, но я не стала.
– Ну и напоследок, уверяем,
Он поворачивается в мою сторону, и на его значок падает луч света, сразу же ослепляя меня и заставляя думать о ярких лампах, предназначенных для пыток, в камере для допросов. Я поднимаю руку, чтобы прикрыть глаза, и, когда опускаю ее, его уже нет.
К микрофону опять подходит директор.
– Спасибо, офицер Сполдинг, что держите нас в курсе. – Блестящий слой пота покрывает его лицо, отчего гусиные лапки возле глаз разглаживаются. – Я хотел бы пригласить на сцену любого, кому хотелось сказать несколько слов об Эли. Конечно же, если вам хочется поговорить со мной лично, моя дверь всегда открыта.
Меня окружает низкий гул шагов, возня ног по полу, и колени, поворачивающиеся в сторону, чтобы пропустить выходящих учеников. В проходе быстро формируется очередь из парней и девушек, желающих рассказать об Эли. Меня тронуло то, что он вдохновил стольких людей. Тронуло – и ужаснуло. У него было много друзей, которые даже не знали, что он умер и больше не вернется назад.
– Извини, мне нужной выйти, – пробормотала я. Рид встает, и я протискиваюсь мимо него, проталкиваясь через учеников, выстроившихся в линию, дабы поговорить о парне, и не знающих о том, что он мертв.
Я на полпути к двери, когда слышу позади меня голос Ноя.
– Кайли, подожди.
Мои ноги предательски поворачивают по собственному желанию, медленно движутся к нему навстречу.
– Мы можем поговорить? – нежно спрашивает он.
– Нет. – В горле так пересохло, что мой голос едва слышен. – Я уже сказала тебе все, что должна была.
Ной вздрагивает. На его черных волосах мерцает свет. Он смотрит на свои неряшливые красные кроссовки, а затем проталкивается мимо меня к двери.
Гораздо позже за ним следует Николь. Догнав его, она берет его за руку и уводит прочь. Я хочу закричать. Мне ненавистно то, что я наделала, но уже ничего не поделаешь, не сейчас.