Незабываемые дни

Он сам поджег шнуры, поднялся на паровоз, пустил его и, переведя рычаг на полный ход, быстро соскочил на бровку пути.

Заслонов видел, как открылся семафор, как успокоенный дежурный повернул к станции со своим спутником. Он услыхал, как тронулся за семафором поезд.

И тут же увидел, как летела оттуда, из-за стрелки, резко набирая скорость, темная громада паровоза.

— Ну, кажется, удача…— радостно вздохнул он и начал следить по звуку за паровозом. Но трудно уже было отличить шум паровоза от шума поезда, входившего на станционные пути. Глянул на перрон. Там поднялась суета. Встревоженные, возбужденные, о чем-то говорили и, видимо, ругались дежурный по станции и машинист.

Порожняковый состав замедлял ход и остановился на первом пути. Наблюдать за станцией уже было невозможно, да и не было в этом особой нужды. Заслонов вскочил на штабель дров, чтобы лучше видеть, как багровая вспышка рассекла ночную темень и на какой-то миг резко осветила все, что было кругом. Он едва удержался на ногах, когда прокатился наконец оглушительный взрыв и вслед за ним все небо над близким карьером расцвело небывалым фейерверком. Взрывы следовали один за другим, огромные снопы искр разлетались во все стороны, то угасая на мгновение, то вновь вздымаясь высоко-высоко.

— Можно кончать! — коротко приказал Заслонов. Несколько человек бросилось выполнять команду. За время работы на прокладке запасных путей группа Хорошева успела заминировать в нескольких местах пути и входные стрелки. Разбуженные взрывами солдаты охраны в страхе бросились к болотцу. Туда бежали потеряв голову и дежурный по станции, и машинист, и паровозная бригада другого поезда. Разбегались кто куда кондукторы и все, кто по тем или иным причинам попал на станцию.

Один за другим прогремело еще несколько взрывов. Загорелись вагоны груженого поезда.

— Отходить! — отдал команду Заслонов.

Партизаны бросились полевыми дорогами к ближайшему лесу. Люди из деревень, ночевавшие возле станции, разбежались еще при первом взрыве артиллерийского склада.

На станции пожар разгорался все сильней и сильней. А в это время над городком будто блеснула молния, и вслед за ней раскатистый удар сотряс воздух.

— Дали им сегодня жару, надолго хватит…— восхищенно проговорил Хорошев.

Небо на востоке начало светлеть, приобретать розовые оттенки. Наступало утро.

Огромное напряжение, в котором партизаны провели всю ночь, а некоторые и несколько недель подряд, давало о себе знать. Шли молчаливые, усталые.

Когда поднялись на высокий безлесный пригорок, взошло солнце. Виден был город. На его окраине медленно тянулись вверх клубы черного дыма.

— Нефтебаза? — спросил Заслонов.

— Да,— ответил Хорошев.— Городские хлопцы постарались.

— Что ж, молодцы, и они дали фашистам перцу! Пошли дальше, орлы!

7

Свистун играл в шахматы со своим «шурином», как прозвали хлопцы-конвоиры брата Тамары, хотя и хорошо знали, что их командиру так и не придется стать настоящим шурином Збыневского. Что-то не клеилась дружба у Свистуна и Тамары. И если прежде он сам или через ее брата пробовал заявлять о своих искренних чувствах к девушке и предлагал навсегда соединить свою судьбу с ее судьбой, то теперь не делалось не только таких предложений, но и намеков на них.

Тамара усердно выполняла обязанности сандружинницы, делала и другую работу, которая была ей под силу. Ее отношение к Свистуну было ясным и точным. Она относилась к нему как к командиру, не допуская никаких вольных шуток, никаких двусмысленных намеков.

Временами на Свистуна находили минуты просветления, когда он понимал шаткость и неопределенность своего положения. Все командиры как командиры, работают, выполняют распоряжения штаба. Они искренне радуются своим удачам, не очень вешают головы в случае неудачи. Он же последние месяцы ходил как угорелый. Червяк славолюбия не давал ему покоя. Его не покидала мысль превратить свой отряд в нечто подобное дивизии; вот тогда он покажет всем, как нужно воевать, как нужно бороться с фашистами. Пусть тогда попробует кто-нибудь упрекнуть его… ну хотя бы в пьянстве или, скажем, в бездействии…

Вот и сегодня в голове Свистуна вертелись разные мысли, мешали играть в шахматы, и уже вторую партию он просадил своему партнеру. Просадил и дулся как мышь на крупу, посматривая на Збыневского.

Проворный ординарец доложил, что в отряд приехал Соколич и с ним, видимо, несколько человек из штаба.

— Какого там дьявола…— хотел было выругать Свистун часовых, пропустивших Соколича, но умолк на минуту, задумался.

— Хорошо, пусть идут! — будто они не могли прийти и без его согласия,— А ты куда? — спросил Збыневского, видя, что тот хочет уйти.

— А чего я тут буду мешать вам?

Свистун кое-как привел себя в порядок, посмотрел в зеркальце, застегнулся на все пуговицы, поправил гимнастерку, ремень. Сам себя упрекнул: «Смотри ты, как испугался! Кого? Чего? А ну их к дьяволу…»

В окошко землянки увидел человек десять, шедших между деревьями к его приюту.