Ни слова о любви

— Надеюсь. Во всяком случае, как только почувствуешь, что что-то не так, сразу звони. Примчусь на подмогу!

Хоть Сабина и храбрилась, душа у нее, когда она шла домой, была в пятках. Живое общение с Мариушем Зыгмунтовичем оказалось достаточно неприятным опытом. Но все-таки она пыталась возродить в своей памяти связь, возникшую между ними много лет назад. Может быть, им просто нужно немного времени, чтобы привыкнуть друг к другу? Он, конечно, более невротичен, чем она себе могла представить, но тем не менее это все тот же Зыгмунтович, ее многолетний проверенный друг и терпеливый наперсник.

Она застала его… суетящимся в кухне.

— Сабина! — Увидев ее и убедившись, что она пришла одна, он успокоился. — Я… это… приготовил ужин. Может, рановато еще, но я же не знал, когда ты вернешься.

Теперь Сабина и впрямь оторопела.

— Я только и мечтаю о том, чтобы съесть что-нибудь сто`ящее, — сказала она, и это была чистая правда. Свежий воздух и прогулка действительно вызвали посасывание в желудке, которое она ощутила впервые за несколько дней: после недавних горестей она совсем потеряла аппетит.

И хотя Мариуш избегал зрительного контакта как огня, в остальном он вел себя гораздо адекватнее, чем утром.

— В общем, это… Что я хотел сказать? Все должно было быть не совсем так, — начал он, ставя перед ней тарелку, содержимое которой было… как минимум своеобразным.

Сабина остолбенело смотрела в тарелку, узнавая греческую еду: тефтельки кефтедес, жареные цукини, подрумяненный на гриле сыр халуми и маленькие шашлыки из ягнятины. Вся эта снедь, наверняка взятая из Касиных пакетов, была перемешана в глубокой тарелке вместе с добавками из совершенно иного кулинарного круга: кусочками охотничьих колбасок, кукурузой из банки и ломтиками вареного картофеля. Похоже, Зыгмунтович решил творчески использовать все продукты, которые были в ее холодильнике, а в довершение еще щедро полил все кетчупом.

— Мой приезд наверняка застал тебя врасплох… э-эгм… — уже немного свободнее продолжал писатель. Осмысленные высказывания стали встречаться в его речи чаще, чем нечленораздельные возгласы. — И ты ломаешь голову: с чего бы это человек, привыкший жить словно в пещере, вдруг отправляется с визитом в другой конец Польши?

Сабине трудно было не кивнуть. Она силилась сосредоточиться на его словах и в то же время осторожно ковыряла вилкой содержимое тарелки, побаиваясь это попробовать.

— Ты даже не подозреваешь, сколь многое во мне изменила. Ведь столько лет каждый мой день был похож на предыдущий. Одни и те же действия, повторяемые в одном и том же ритме, и никаких неожиданностей.

— Я думала, именно этого ты и хочешь.

— Я тоже так думал. Очень долго. Собственно говоря, на протяжении всей своей взрослой жизни, — насупился он. — Но я столько слышал от тебя о том, как радикально ты порвала с прошлым, как открылась неизведанному, и во мне начало что-то проклевываться. Видишь ли… — Ему явно тяжело было говорить о себе, и Сабина вся превратилась в слух, заодно используя возможность забыть на время о сомнительном блюде. — Я никогда ничего не чувствовал. То есть… сфера эмоций для меня существовала лишь теоретически. Я мог понять механизмы, управляющие ею, но… примерно по такому же принципу, как мы усваиваем инструкцию по эксплуатации, скажем, стиральной машины. У меня же самого эта функция была отключена. Сабина… — Зыгмунтович наклонился в ее сторону. На его лбу показались капельки пота, от усилий он тяжело дышал. Коснувшись ее ладони, лежавшей на столе, он накрыл ее своей. — Я тебя люблю.

Сабина вытаращила глаза. Только такую реакцию она сейчас могла выдать.

Зыгмунтович встал с места и подошел к ней. Склонился, чтобы поцеловать ее. Его жирные волосы уже почти касались ее лица.

— Что?! Что ты вытворяешь?! — вновь обретя способность управлять собой, Сабина вскочила со стула как ошпаренная.

— Ты и я — мы созданы один для другого! Мы знаем друг друга как свои пять пальцев, никто не понимает меня так, как ты! Ты же сама написала, чтобы я открылся и что никогда не бывает поздно!

Мариуша обуяла решительность, которую трудно было заподозрить в нем ранее. Он принялся хватать Сабину руками и прижимать к себе.

— Боже!

Она сбежала от него в гостиную, соображая, что теперь единственный путь к бегству лежит через террасу прямиком к морю. Но тут послышался звонок в дверь.

Зыгмунтович замер на месте, и это дало Сабине возможность оценить ситуацию еще раз. Неожиданный поклонник опять превратился в запуганного зверька. А к Сабине, хотя она все еще не могла успокоиться, по крайней мере возвращалась способность рационально мыслить.

— Иду, иду! — крикнула она в сторону двери: кто бы за ней ни стоял, сейчас он — ее спаситель.

В то же время она предусмотрительно не сводила глаз с Мариуша, но угроза, судя по всему, миновала. «Может, это мне приснилось? Что это с ним, б**, было?!» Она решила, что может рискнуть пройти мимо незадачливого насильника, чтобы открыть дверь. Однако на этом неожиданности сегодняшнего дня вовсе не закончились: на пороге стояла… ее дочь.