Ни слова про коня

Однажды я намеренно спел несколько древних мелодий в присутствии известного лингвиста, профессора Верца, читавшего нам в колледже курс древнеанглийского языка и до самозабвения влюбленного в свой предмет. Прослушав первую песню, профессор навострил уши и пожелал узнать, что это – тарабарский жаргон или испорченный немецкий. После второй он пришел в крайнее возбуждение. Я закончил свое выступление мелодией, которая неудержимо срывалась с моих уст во время схватки или боя. Тогда профессор Верц объявил, что это не тарабарщина, а древнегерманский, вернее, прагерманский такой давней эпохи, о какой языковеды и понятия не имеют. Он даже представить не мог, в какую глухую древность уходил тот язык, и все же опытное ухо профессора улавливало в нем нечто такое, что отдаленно напоминало знакомые архаичные формы. Он пожелал узнать, откуда мне известны эти песни, и попросил одолжить ему на время ту бесценную книгу, где они приведены. Кроме того, он спросил, почему я делал вид, будто я круглый невежда по части германских языков. Я, разумеется, не смог ни объяснить, почему держался невеждой, ни дать профессору ту книгу. Тогда после длительных, в течение нескольких недель, уговоров и просьб профессор невзлюбил меня и стал называть шарлатаном и бессовестным эгоистом – подумать только, не позволил и краем глаза заглянуть в тот удивительный список на языке, который был древнее, чем самый древний из тех языков, что когда-либо обращали на себя внимание лингвистов.

Сообщение о том, что я наполовину современный американец, а наполовину древний тевтонец, отнюдь не способствовало моему хорошему настроению. Моя современная половина – современный американец был, однако, сильного характера, так что я принудил к согласию, вернее, компромиссу второго человека, что жил во мне. Днем и к вечеру я даю волю одной своей личности, ночью – другой, а утром и урывками в ночные часы отсыпаюсь за двоих. Утром я сплю в кровати, как всякий цивилизованный человек. Ночью я сплю, как дикое животное, среди деревьев, как и в тот момент, когда Вы, Лилиан, наступили на меня.

Лили пришлось потянуться за бокалом, чтобы скрыть смущение, а Уорд все продолжал. Казалось, ему хотелось выговориться за многие годы молчания.

Я убедил отца ссудить мне значительный капитал и начал заниматься коммерцией, надо признаться, энергично и успешно; я целиком отдавался делам днем, а мой компаньон работает по утрам. Покончив с делами, я бываю на людях, но как только время приближалось к девяти или десяти, меня охватывает непреодолимое беспокойство, и я поспешно покидаю общество до следующего дня. Заметьте, Лилиан, я назначил ранний ужин – не хочу превратиться в дикаря прямо в столовой.

Друзья и знакомые предполагают, что я увлечен спортом. По сути, они не ошибаются в своем предположении, хотя ни один не догадывается, каким именно видом спорта: ночью в холмах Мельничной Долины я гоняюсь за койотами.

Лили покраснела, дав себе слово, что никогда не проболтается Уорду о своем шпионаже.

– Кстати, забавно – один капитан каботажного судна, рассказал мне, что не раз холодным зимним утром в проходе Рэкун во время прилива или в быстром течении между островами Козерога и Ангела он видел в нескольких милях от берега плывущего по волнам человека. Естественно, я ему не поверил.

На своей вилле, здесь, в Мельничной Долине я живу в полном уединении, если не считать Ли-Синга, он и повар, и доверенный. Он достаточно знает о моих странностях, но я ему хорошо плачу за то, чтобы он держал язык за зубами, и он научился молчать.

Уорд закончил, и на несколько минут в столовой повисла тишина. Лили отпила немного вина, готовясь дать ответ в соответствии с заключенным перед исповедью уговором. «Тут легко не отделаешься. Нельзя сказать, что у всех бывают свои странности, а особенно у богатых», – прикидывала Лили. Надо ему как-то намекнуть, что это ее вовсе не страшит, и покидать дом из-за такого пустяка, как вторая первобытная личность, она не намерена. Хорошо бы выдать что-нибудь умное, но откуда же это умное взять.

– Сэр… – начала Лили.

Уорд поднял на нее глаза, и это в некоторой степени осложнило ситуацию. Собравшись с духом Лили продолжила:

– Вы мне нравитесь, ну то есть обе ваших личности. Это так захватывающе и, пожалуй, это лучшее, что случалось со мной со времени, когда был жив мой отец. – Черт! Про отца можно было и не упоминать, а то подумает еще, что для меня он папочка, на которого я хочу взвалить заботу о себе любимой.

Но сказанное, видно, произвело на мистера Уорда «правильное» впечатление:

– Лилиан, Вы хотите остаться здесь, в этом доме? – после небольшой паузы спросил он.

– А Вы, хотите, чтобы я осталась? – сделав ударение на столь желанном для нее хотении хозяина дома, тихим голосом задала встречный вопрос Лили.

– Да – хочу. Без обязательств, без обязанностей, без условий. Как вам такой вариант?