Нидерландская революция

Немногого лишь недоставало, чтобы восстание гугенотов во Франции перебросилось тотчас же и в Нидерланды. Во всяком случае оно сразу же усилило активность и решительность кальвинистских пропагандистов. Воодушевленные примером своих единоверцев, они стали выступать теперь открыто. Из Англии и Франции прибывали новые пасторы, чтобы взять в свои руки руководство движением. В Нижней Фландрии, а также в районе Турнэ и Валансьена проповеди велись теперь совершенно открыто. Эмиссары гугенотов разъезжали по стране; седанские кальвинистские типографии наводнили страну памфлетами, книгами религиозного содержания, сборниками церковных песнопений. В августе 1560 г. Маргарита Пармская ожидала, что восстание вот-вот разразится, и Гранвелла писал королю, что религия гибнет во всей стране и только чудом можно объяснить то, что Нидерланды до сих пор еще не последовали примеру Франции[124].

Тщетно Филипп II советовал ему прибегнуть к строгости: невозможно было арестовать сотни подозрительных лиц и уничтожить все население страны. Кроме того всеобщее недовольство правительством заставляло считаться с общественным мнением. Маргарита должна была ограничиться тем, чтобы действовать так, «как позволяли положение страны и состояние умов»[125]

. Она пыталась ободрить усердствующие городские власти, возобновила указ против театральных зрелищ, но не решилась пойти дальше[126]. В 1561 г. подавление ереси натолкнулось повсюду на открытое сопротивление. В Антверпене не арестовывали больше ни одного кальвиниста[127]

. В Нижней Фландрии приезд инквизитора Тительмана послужил поводом к беспорядкам; угрожающей толпой сотни людей следовали за ним по пятам, подвергали его публичному поруганию, и ненависть народа к нему была так сильна, что владельцы гостиниц из страха перед народом отказывались впустить его[128]. В Мессине толпа взяла приступом тюрьму, в которой заключено было несколько еретиков. Ввиду всего этого «сельские власти» были терроризированы, и от них ничего нельзя было ждать. В июле 1561 г. фландрский совет констатировал, что в округе замка Беле ль «число подозрительных, состоящих большей частью из бедных, невежественных людей, не умеющих ни читать, ни писать, так велико, что ничего нельзя будет добиться без большого кровопролития и без полного разорения вышеназванного района»[129]

.

Еще хуже обстояло дело в Армантьере и в районе Гондсхота, в Нюкерке, Кеммеле, Витсхате, Драноутре, Ренингельсте, Стенверке. Говорили о происшедших в некоторых местах разграблениях церквей. В ноябре какая-то шайка ворвалась в якобинский монастырь около Брюгге, ранила двух монахов и забрала деньги[130]. Узнав о событиях, происходивших в Нидерландах, многие эмигранты вернулись из Англии; они разжигали народные страсти «и как бедные, гонимые, частью приговоренные к изгнанию люди как бы спешили отдаться на волю случая»[131]

. Анонимное заявление, адресованное городскому управлению Гондсхота якобы от имени 2 тыс. протестантов, провозглашало право на восстание против власти, не повинующейся слову божию. В этом заявлении впервые очень искусно применен был аргумент, который кальвинисты потом часто повторяли. Требуя веротерпимости, они ссылались на интересы города, промышленность которого должна будет погибнуть из-за поведения инквизиторов[132]. Другие воззвания были лишь грубыми подделками, целью которых было взволновать невежественные и легковерные массы. Таково было например письмо «курфюрста Фредерика Наугсбургского (sic) и мессира Жерара ван Севенберга», угрожавшее истребить огнем и мечом всех тех, кто преследует «их бедных собратьев»[133].