Нидерландская революция

В конце концов она вынуждена была понять, что необходимо уступить. Не желая себя ни к чему обязывать и уверяя, что она подчиняется лишь принуждению, она разрешила 23 августа представителям высшей знати объявить, что впредь до решения короля власти не будут запрещать проповедей, происходящих в обычных местах[220]. О своей стороны члены союза обещали ей всеми силами содействовать прекращению грабежей, решительно добиться, чтобы народ сложил оружие и чтобы проповеди велись лишь в тех местах, в которых они происходили до этого, и наконец считать их союз «несуществующим, расторгнутым и отмененным» до тех пор, пока будет соблюдаться гарантированная им безопасность

[221].

Это соглашение, являвшееся конечно лишь временным компромиссом, вводило свободу вероисповедания в Нидерландах. Хотя этим соглашением запрещалось дальнейшее распространение кальвинистского богослужения, однако на основании его все же допускалось отправление кальвинистского богослужения во всех тех местах, где оно происходило до этого. Оставалось только установить modus vivendi между протестантами и католиками, и этим сейчас же занялись представители высшей знати — Оранский в Антверпене, Эгмонт во Фландрии, Гогстратен в Мехельне, Горн в Турнэ и т. д. Р» отношении грабителей 25 июля был издан «плакат», ставивший их вне закона, разрешавший всякому преследовать и убивать их, как врагов бога и церкви[222]

. Оранский приказал казнить нескольких грабителей в Антверпене; другие были приговорены к смерти во Фландрии и в области Турнэ. Уже в начале сентября они исчезли повсюду.

Между тем во многих городах с одобрения провинциальных штатгальтеров введена была свобода кальвинистской религии. Кальвинисты крестили, венчали, причащали, открывали школы. В Турнэ, Валансьене, Генте, Антверпене они строили себе из дерева или даже из камня храмы, придавая им предпочтительно, во избежание сходства с католическими церквами, форму зданий с круглыми или восьмиугольными куполами[223]. В Антверпене их примеру последовали лютеране, которые были здесь еще довольно многочисленны ввиду наличия иностранной колонии. Взаимоотношения между различными исповеданиями регулировал местный «религиозный мир», ставивший все исповедания в одинаковое положение и строжайшим образом запрещавший им чинить неприятность друг другу

[224].

Хотя это равенство религий во многих местах казалось единственным практическим разрешением религиозного вопроса, которое диктовалось само собой, однако оно явно противоречило уступкам, сделанным правительницей. Сторонники взглядов Кассандера, представители высшей знати не видели ни малейшего неудобства в том, что кальвинистские богослужения происходили в городах рядом с католическими храмами. Раз они были допущены, то зачем было настойчиво требовать, чтобы они происходили только вне города, в открытом поле, невзирая на приближение. зимы? Но именно это-то и вызывало негодование Маргариты. Ей невыносима была мысль о равноправии кальвинизма и католической религии. Уже с 6 сентября она писала, что в стране стараются «ввести две равноправные религии»[225]

и с полным основанием прибавляла, что она никогда не обещала ничего подобного. Поэтому не было ничего удивительного, что она выступила теперь с обвинением своих прежних приближенных — Оранского, Эгмонта, Горна и Гогстратена в том, что «они на словах и на деле проявили себя противниками бога и короля»[226]. Теперь она искала поддержки только у католического дворянства и ее ближайшим советником стал граф Петер Эрнест Мансфельд.

Старый враг Гранвеллы Мансфельд со времени отозвания кардинала постепенно отошел от оппозиции. Благодаря своему саксонскому происхождению он был совершенно чужд национально-бургундским настроениям, вдохновлявшим других членов высшей знати. К этому присоединялось еще то, что, родившись в 1517 г., он в молодости сражался под знаменами Карла V и достиг зрелого возраста тогда, когда Оранский и Эгмонт были еще детьми; поэтому по сравнению с ними он выражал взгляды того поколения, к которому принадлежали их отцы. Подобно последним, он был прежде всего католиком, и поэтому вокруг него сгруппировались такие люди, как Берлемон, Арсхот, Нуаркарм, Мегем, которые при первом же появлении признаков религиозного брожения сплотились вокруг правительницы. Когда разразилось восстание иконоборцев, Маргарита назначила Мансфельда штатгальтером Брюсселя и стала под его защиту[227].