Николай Ежов и советские спецслужбы

Вполне вероятно, что Сталин как раз и рассчитывал, что Ежов догадается застрелиться. Если бы Николай Иванович сделал это до конца января 1939 года, когда он еще оставался членом Оргбюро и кандидатом в члены Политбюро, ему были бы обеспечены государственные похороны по первому разряду. Скорее всего, о самоубийстве бы не сообщалось, чтобы не пугать высокопоставленных чекистов, которых начал чистить Берия, а смерть Ежова официально объяснялась бы острой сердечной или острой почечной недостаточностью. Сталина бы такой вариант устроил лучше всего. Не пришлось бы тратить время и силы на следствие и суд над Ежовым, а потом еще и на сокрытие факта его ареста и расстрела от основной массы населения страны и чекистов. Мнимый «заговор Ежова» все равно бы изобрели, чтобы репрессировать ближайших к Ежову людей, но для этого живой Ежов совсем не был нужен. Однако Николай Иванович очень боялся смерти и все еще надеялся на чудо, поэтому стреляться не стал.

Своих детей у Ежова и Хаютиной не было, и летом 1936 года они взяли из подмосковного детдома маленькую сироту Наташу. На даче Николай Иванович учил Наташу играть в теннис и кататься на коньках и велосипеде. Как она вспоминала, Ежов был нежным и любящим отцом, часто дарил подарки и вечерами, приезжая с Лубянки, находил время играть с ней. Мать Ежова Анна Антоновна проживала в их городской квартире. Брата Ивана он устроил комендантом на один из объектов Отдела оперативной техники ГУГБ. Отношения между братьями, по утверждению Ежова, были напряженными. В 1934 году Иван женился на Зинаиде Ивановой, но в 1937 году они развелись: жена утверждала, что муж унижает ее, приводя домой проституток. Такими делами, кстати сказать, и сам Николай Иванович не брезговал, так что вряд ли подобное поведение Ивана могло привести к конфликту с наркомом. В январе 1939 года Берия сообщил Сталину, что Иван Ежов «без конца пьянствовал, развратничал, неоднократно задерживался милицией, однажды за то, что в пьяном виде проломил голову милиционеру, но каждый раз его отпускали, выяснив его близкое родство с бывшим наркомом внутренних дел тов. Н.И. Ежовым»[304]

. Николай Иванович точно так же пьянствовал и развратничал, причем бисексуально. Но шансов проломить голову милиционеру ни в пьяном, ни в трезвом виде у Ежова-старшего не было, так как по его положению простой милиционер никак не мог его задержать.

Вот что сообщала в письме Виталию Александровичу Шенталинскому об отравлении своей приемной матери, со слов родной сестры Ежова Евдокии Ивановны, приемная дочь Ежовых Наталья Николаевна Хаютина: «…Женя позвонила мне из клиники и сказала, чтобы я взяла у Коли машину, так как ее выписывают. Я приехала, меня пропустили в палату. И что же я вижу? Женя лежит белая, как стена, и уже лишилась дара речи. Глазами показала мне на тумбочку. Там лежало письмо, естественно, без подписи. В нем ее обвиняли в том, что она все наши секретные строительства передавала за границу.

Женя взяла карандаш и написала на конверте: «Я не виновата!»

Тогда я спросила медсестер, что же они все стоят и даже укол не поставят. А они ответили, что она никому не дается и что ждут ее лечащего профессора.

Приехал, сделал укол, а мне сказал: «Поезжайте домой, как только она проснется, мы вам позвоним».

И позвонили – на следующий день, в 11 часов утра – «забрать труп».

По мнению Натальи Николаевны, «и по сей день неизвестно, заставили профессора «вломить» такую дозу люминала или припугнули, но результат был налицо. И когда я подавала на реабилитацию отца, то с него сняли отравление жены, оставили только расстрелы, но от этого уже никуда не деться…»[305]

Ежов же, мучимый муками ревности, а жена Евгения давала немало поводов, и опасениями, что она может встречаться с подозрительными людьми, которые вскоре могут быть арестованы, в последние месяцы приказал следить за Евгенией Соломоновной. В середине августа 1938 года с помощью подслушивающей аппаратуры в московской гостинице «Националь» была зафиксирована интимная связь Ежовой с писателем Михаилом Шолоховым. Николай Иванович ограничился тем, что крепко поколотил ветреную супругу. А вот когда его арестовали, следователи оказались перед выбором: кого делать третьим в заговоре Ежова и Евгении Соломоновны на жизнь Сталина, Шолохова или Бабеля. Но автор «Тихого Дона» и «Поднятой целины» был тогда в фаворе, и «красноречиво молчащий», как он сам говорил на следствии, автор «Конармии» и «Одесских рассказов» оказался гораздо более подходящим кандидатом на роль заговорщика.

Как отмечает А.Е. Павлюков, «Евгения Соломоновна как могла боролась с супружеской неверностью мужа и ее последствиями. Когда в 1936 году одна из знакомых Ежова забеременела от него, Евгения Соломоновна с помощью своих связей в Наркомате здравоохранения помогла ей сделать аборт (в то время они уже были запрещены). В конце концов она, видимо, смирилась с легкомысленным поведением мужа и уже не так болезненно реагировала на него, как в начале их совместной жизни, особенно если не видела в этом опасности для их брака.