Николай Ежов и советские спецслужбы

Также бывший начальник 3-го отдела УНКВД Московской области А.О. Посель признался, «что в период его работы в 3-м отделе УНКВД Московской области во время проведения массовых операций в 1937–38 г.г. по изъятию поляков, латышей, немцев, болгар и других национальностей аресты производились без наличия компрометирующих материалов. При составлении справок на арест неверно отражалась национальность поляк, латыш – по месту рождения. Во время допроса арестованных к ним применялись меры физического воздействия – избиения, в силу чего арестованные по требованию следователей давали ложные показания на себя, родственников, знакомых и лиц, которых они никогда не знали».

В части проведения массовых арестов граждан латышской, а также польской национальностей Постель показал:

«С прибытием Заковского массовые аресты так называемой «латышской организации», которые заранее определялись по контрольным цифрам на арест по каждому отделу на каждый месяц в количестве 1000–1200 чел. превратилась в буквальную охоту за латышами и уничтожение взрослой части мужского латышского населения в Москве, так как доходили до разыскивания латышей по приписным листкам в милиции. Установки Заковского «бить морды при первом допросе», брать короткие показания на пару страниц об участии в организации и новых людях и личные примеры его в Таганской тюрьме, как нужно допрашивать – вызвали массовое почти поголовное избиение арестованных и вынужденные клеветнические показания арестованных не только на себя, но на своих знакомых, близких, сослуживцев и даже родственников». (л.д. 42, т. 2).

«Обработка многих арестованных в тюрьмах и их показания, по которым «вскрывались» десятки боевых террористических групп с сотнями арестованных террористов, разрабатывавших подробные планы и подготовлявших осуществление террористических актов против Сталина, Молотова, Кагановича и Ворошилова, никем не контролировались, всемерно поощрялись, вызывали сенсацию, одобрение за ударные дела, которые внеочередными записками блистали перед наркомом Ежовым…

…Ни наркома, ни его ставленников не интересовал вопрос – откуда берутся эти как в булочной испеченные десятки и сотни террористов, что собой представляют эти арестованные в большинстве коммунисты, рабочие, служащие и военные, что это за планы подготовки терактов, часто без оружия, кто их направлял, причины и другие моменты, которые ярко бросаются в глаза, но этим никто не интересовался…»

«Поэтому, если проанализировать протоколы и альбомы осужденных «террористов» по датам и моментам, когда и где они намечали осуществление терактов, то получится такая совершенно дикая и невероятная картина, что в дни празднеств 1 Мая или 7 ноября в колоннах демонстрантов на Красной площади чуть ли не целые десятки или сотни «террористов», которые проходя мимо Мавзолея должны были якобы стрелять, но по различным причинам якобы этому помешали, или же на Можайском шоссе, где проезжали правительственные машины, о чем «террористы» даже и не знали, в определенные дни летом «дежурили» целые группы разных «террористов», поджидавших якобы эти машины для стрельбы по ним, чему опять-таки якобы помешали какие-то причины, которые и придумывались для правдоподобности показаний» (л.д. 48–50, т. 2)[198]

.

Летом 1938 года стало ясно, что центральный аппарат НКВД не в состоянии обработать все «альбомы» по национальным операциям. Списки арестованных значительно превысили 100 тысяч человек. Тюрьмы были переполнены. Поэтому по предложению Ежова 15 сентября Политбюро решило создать на местах Особые тройки, состоящие из первого секретаря регионального парткома, главы НКВД и прокурора, для рассмотрения дел по национальным контингентам с правом вынесения смертных приговоров и немедленного приведения их в исполнение. Этим тройкам передавались все «альбомы», которые не успели рассмотреть в Москве. Рассмотрение дел следовало закончить в двухмесячный срок, т. е. до 15 ноября. 17 ноября совместным постановлением ЦК и Совнаркома все массовые операции были остановлены. За два месяца Особыми тройками было рассмотрено почти 108 тысяч дел на арестованных в ходе национальных операций. Более чем по 105 тысячам из них были вынесены приговоры, в том числе более 72 тысяч расстрельных[199] Когда принималось это решение, положение Ежова уже пошатнулось из-за прихода в НКВД Берии. Но, похоже, Николай Иванович еще не сознавал, что конец операций по «национальным контингентам» будет означать и его собственный конец, когда его сначала уберут из НКВД, а потом – и из числа живых. Ведь с завершением «национальных операций» миссия Ежова в НКВД, с точки зрения Сталина, была исчерпана, и мавру пора было уходить. А оставлять в живых человека, который точно знал, что все приказы о массовых репрессиях отдавал ему лично Сталин, было никак нельзя.

Если называть вещи своими именами, то «национальные операции» НКВД были тем, что позднее назвали «геноцидом». Ведь людей расстреливали или отправляли в лагерь только за принадлежность к определенной национальности.