Николай Ежов и советские спецслужбы

Академик В.И. Вернадский в дневниковой записи 4 января 1938 года наивно полагал: «Две взаимно несогласованные (инстанции) – вернее, четыре: 1) Сталин, (2)) Цент[ральный] Ком[итет] партии, (3)) Управление Молотова – правительство Союза, (4)) Ежов и НКВД. Насколько Сталин объединяет? Сейчас впервые страдают от грубого и жестокого произвола партийцы еще больше, чем страна. Мильоны арестованных. На этой почве, как всегда, масса преступлений и ненужные никому страдания»[219].

17 января Вернадский вернулся к той же теме: «Письмо от Гули (Г.Г. Старицкого) (фотограф Георгий Георгиевич Старицкий был племянником жены В.И. Вернадского Натальи Егоровны Вернадской. После второго ареста в середине 30-х годов он проживал в Норильске как ссыльный. – Б.С.

) из Норильска (через) Ленинград. Тревожное письмо Личкова (имеется в виду письмо Б.Л. Личкова от 12 января 1938 года из района Рыбинска (дер. Погорелки), где заключенный геолог работал на строительстве гидроузла. – Б.С.). Надо написать Сталину и Ежову. Днем была Е.А. Лебедева (Елизавета Александровна Лебедева, вдова почвоведа А.Ф. Лебедева. Она пыталась узнать о судьбе своего сына – студента Николая Лебедева, арестованного осенью 1936 года. Рассказывала о приеме у прокурора НКВД на Кузнецком (Мосту) – Петухова, кажется. Впечатление вежливого циника, наглости – люди не считаются. Очередь – вся в слезах. Он наслаждается.

С Кржижановским о(б) инст[итуте] ист[ории] знаний. Соберет собр[ание] академиков. По-видимому, пред[седателем] през[идиума] (Верховного) Совета будет Калинин. Партия боится Сталина. Ежов и Сталин не одно?»[220]

25 января 1938 года В.И. Вернадский вернулся к теме НКВД, вышедшего из повиновения партии, отметив также бессмысленность распоряжения о высылке из квартир родственников арестованных «врагов народа»: «Аресты продолжаются. Есть случаи возвращения арестованных. Фольклор ежовский: после ареста кремлевского д[октора] Левина (старый друг Як[ова] Вл[адимировича] Самойлова), лечившего Ежова, жена обратилась к Еж[ову] – по телефону, говоря, что это ошибка, д[олжно] б[ыть]. Еж[ов] говорит: НКВД не ошибается. Все больше говорят о болезни или вредительстве руководителей НКВД.

Была Зиночка (З.М. Супрунова). Прекр[асно] выдержала экзамены. Катя (Е.А. Черноярова), ее бабушка, подала заявление Вышинскому, обвиняя Портенку (агент НКВД) в ложном доносе в связи с кварт[ирными] дрязгами и невинной высылкой Е.П. (Супруновой). Сейчас у них все наши. Поселится Наташа Бонева (внучка Н.А. Булацель) – мать арестовали, из квартиры выселили и боятся держать без прописки. Общежитие того инст[итута], где учится Нат[аша], переполнено. Совершенно бессмысленное распоряжение»[221]

.

Иногда ходатайства наверх с просьбой не выселять того или иного сотрудника оканчивались успехом, и людей оставляли в квартирах. 1 февраля Вернадский отметил: «Утром А.Н. Лебедева. Резко изменилось положение с квартирой. Очевидно, и ее письмо, и письмо Комарова Ежову подействовало. К ней приходили из района и милиции, уговаривая ее уступить им (независимо приходили) одну комнату, обещали содействие в выдаче всех вещей. Хотят обделать дела. Направил (ее) к Веселовскому – новое звено в акад[емической] орг[анизации]. Говорят, со связями. Его товарищ и друг – упр[авляющий] канцелярией Совнаркома. Новые бюрократы»[222].

4 февраля Владимир Иванович записал: «По-видимому, курс (рубля) пал: ярко повышена на 20 % плата за книги. Ошибка в установке на франк? Или падение в связи с моральным падением страны – развалом? Здесь сейчас всюду тревога за полюсную экспедицию. Обвиняют Шмидта, и действительно – непрост[ительное] легкомыслие. Леваневский, флот сидит в[о] льдах. Все больше толков в связи с деятельностью Ежова.

Днем была М.Ю. Авинова. Ник[олай] Ник[олаевич] (Авинов) (муж Марии Юрьевны Авиновой (урожденной Новосильцовой), бывший кадет и председатель Всероссийской комиссии по выборам в Учредительное собрание, был расстрелян 10 декабря 1937 года. – Б.С.) арестован 12-й раз – два месяца. Она не может найти где. Есть, помимо тюрем, больше 20 при районах. Она написала письмо Сталину, прося разрешить уехать в С[еверную] Ам[ерику] (к брату Ав[инова]), хотя она считает себя и мужа за беспарт[ийных] большевиков (это верно) и являются они покл[онниками] Сталина.

Стоит стон и сумятица в связи с арестами. Все разваливается. Хлеб черный улучшился»[223].