Николай Ежов и советские спецслужбы

А 24–25 января 1938 года прошло совещание руководящего состава НКВД. На следствии Алексей Наседкин, бывший начальник управления НКВД по Смоленской области, а с мая 1938 года наркомвнудел БССР, так описал его ход: «Характерным в этом отношении было совещание нач. УНКВД в январе м-це 1938 г., на котором Ежов одобряя действие тех нач. УНКВД, которые приводили «астрономические» цифры репрессированных, так например: нач. УНКВД по Западно-Сибирскому Краю привел цифру 55 тысяч арестованных, Дмитриев по Свердловской области – 40 тысяч человек, Берман по Белоруссии 60 тысяч человек, Успенский по Оренбургу 40 тысяч человек, Люшков по Дальнему Востоку 70 тысяч человек, Реденс по Московской области 50 тысяч человек. Украинские начальники НКВД каждый приводил цифры арестованных от 30 до 40 тысяч человек. Ежов, выслушав эти цифры арестованных в заключительном слове «отличившихся», похвалил и прямо заявил, что, безусловно, кое-где имели место перегибы, как например: у Журавлева в Куйбышеве, который по указанию Постышева пересадил весь партийный актив области, но тут же сказал, что «при такой операции, при таком размахе ошибки неизбежны. Мы это учитываем и считаемся с этим»[229]

.

Ежов мягко пожурил за недостатки начальника управления НКВД по Орджоникидзевскому краю П.Ф. Булаха за раскрытие липовых заговоров: «У многих это перебарщивание есть. Кое-где нас заставляет враг спровоцировать и поставить в неважное положение, как это было с тов. Булахом, заявление за заявлением сыпались к нам». Но на том же совещании Ежов хвалил Булаха как «отличного оперативника», – и критика была чисто дружеской, а вина возлагалась на «врагов народа», которые стремятся запутать честных чекистов[230]

. Тем не менее уже 25 апреля 1938 года Пётр Фёдорович Булах был арестован, а 28 июля расстрелян. Николай Иванович решил, что своими многочисленными фальсификациями, вызвавшими поток письменных жалоб в различные инстанции, тот может его подставить перед Сталиным.

В феврале 1938 года Фриновский посетовал Дагину, что некоторые главы региональных НКВД «вырвались из-под руководства, забегают вперед, перегибают палку», а по поводу начальника УНКВД по Свердловской области утверждал: «…Дмитриев, тот совсем потерял всякую меру, послал телеграмму, докладывает что польскую и немецкую операцию закончил, приступает к русским»[231]

.

На следствии Фриновский показал, что в Орджоникидзевском крае и в ряде областей на допросах убивали заключенных, а потом дело обставляли так, что якобы они были приговорены к высшей мере тройками. Донесения о произволе также поступали с Урала, из Белоруссии, Украины, Ленинграда и Оренбурга. Число таких фактов увеличилось в связи с расширением операций по «национальным контингентам» и «перебежчикам». В Ленинградской и Свердловской областях, в Белорусской и Украинской ССР начали арестовывать представителей «коренных национальностей» СССР, огульно обвиняя их в связях с иностранцами. В связи с этим начались репрессии против чекистов, обвиняемых в «перегибах»[232]

.

У Ежова и Фриновского не хватило ума понять, что начало борьбы с «перегибами» в НКВД – это начало их гибели. Ведь таким образом постепенно изымались выдвинутые Ежовым сотрудники в регионах.

Между 11 и 19 февраля 1938 года Ежов побывал на Украине в сопровождении нового наркома внутренних дел Украины Успенского и группы сотрудников центрального аппарата НКВД, чтобы по запросу нового главы коммунистов Украины Н.С. Хрущева провести массовую кампанию против «врагов народа». Как показал на следствии Успенский, вечно пьяный Ежов подписывал ордера на аресты, даже не читая. Успенский утверждал, что был удивлен и встревожен хмельными застольными речами наркома. Во время украинской поездки Ежов беспробудно пил и заявлял, что Политбюро у него «в руках», что он может сделать абсолютно все, арестовать любого члена партии, включая даже членов Политбюро. Телохранитель Ежова впоследствии показал, что в Киеве Ежов остановился в особняке Успенского, где они «систематически изо дня в день пьянствовали», причем застолья продолжались до утра. Даже на совещание работников НКВД Ежов с Успенским пришли пьяными. А на банкете работников НКВД Украины, за день до возвращения Ежова в Москву, Николай Иванович с Александром Ивановичем, как показал Ефимов, «напились до безобразнейшего состояния. Ежов был настолько пьян, что в присутствии всех сотрудников мы прикрепленные вынуждены были под руки отвести Ежова спать»[233].