Николай и Александра

12 июня: "Как бы я хотела, чтобы Н[иколаше] - я знаю, что он далеко не умен и, так как он пошел против человека, посланного Богом, его дела не могут быть угодны Богу, и его мнение не может быть правильно... Над Россией не будет благословения, если ее повелитель допустит, чтобы человек, посланный Богом на помощь нам, подвергался преследованиям. Ты знаешь, как велика ненависть Н[иколаши] к Гр[игорию]".

17 июня: "Это вина Н[иколаши] и Витте, что вообще существует Дума, и тебе она причинила больше хлопот, чем радости. Ах, мне не нравиться, что Николаша участвует во всех больших заседаниях, в которых обсуждаются внутренние вопросы. Он так мало понимает нашу страну, но импонирует министрам своим громким голосом и жестикуляцией. Я временами прихожу в бешенство от его фальшивого положения... Никто не знает, кто теперь Император... Похоже на то, словно Н. все решает, выбирает, сменяет. Это меня совершенно убивает".

25 июня: "Мне противно, что ты находишься в Ставке... что слушаешься советов Н[иколаши], а это нехорошо и этого не должно быть - у него нет прав так действовать... вмешиваясь в то, что касается тебя. Все возмущены тем, что министры отправляются с докладом к нему, как будто бы он теперь Государь. Ах, мой Ники, все делается не так, как следовало бы, и потому Н[иколаша] держит тебя поблизости, чтобы заставить тебя подчиниться всем его идеям и дурным советам".

Государь не разделял опасений императрицы по поводу намерений великого князя. Он его уважал и целиком (и вполне оправданно) доверял ему. Однажды, посетив Ставку, Палеолог вздумал обсуждать в присутствии главнокомандующего решения императора. Великий князь осадил посла, заявив, что никогда не обсуждает решения его величества, если тот не соизволит обратиться к нему за советом. Когда среди некоторых чинов армии поползли слухи, распространяемые неприятелем, что незачем, дескать, русским воевать с Германией, "в приказе по армии он [Николай Николаевич] объявляет низким преступлением этот предательский прием врага и заканчивает так: "Всякий верноподданный знает, что в России все, от главнокомандующего до простого солдата, повинуются священной и августейшей воле помазанника Божьего, нашего высокочтимого императора, который один обладает властью начинать и оканчивать войну".

Император всячески пытался сгладить отношения между Александрой Федоровной и великим князем. Царь осуждал супругу: "Голубка моя, я не согласен с тобой, что Н. должен оставаться здесь на время моей поездки в Галицию. Напротив, именно потому, что в военное время я отправляюсь в завоеванную провинцию, главнокомандующий должен сопровождать меня. Он едет со мной, а не я с ним".

Между тем, по мере того, как отступление русских войск продолжалось, государь все больше укреплялся в мысли взять командование на себя. Видя опасность, нависшую над армией и державой, император чувствовал себя обязанным объединить гражданскую и военную власть и возложить на себя все бремя ответственности за судьбы России. На заседании Совета Министров, во время которого великий князь Николай Николаевич подвергся ожесточенным нападкам за его методы руководства военными действиями, премьер-министр Горемыкин предостерег своих коллег: "Я считаю своим долгом вновь напомнить членам Совета быть чрезвычайно осмотрительными, говоря с императором относительно Ставки и великого князя. Недовольство великим князем в Царском Селе приобрело такой характер, какой может привести к серьезным последствиям. Боюсь, ваши упреки могут послужить поводом к значительным осложнениям".

5 августа пала Варшава. А.А.Вырубова вспоминала: "Я помню вечер, когда императрица и я сидели на балконе в Царском Селе. Пришел Государь с известием о падении Варшавы; на нем, как говориться, лица не было; он почти потерял свое всегдашнее самообладание. "Так не может продолжаться, воскликнул он, ударив кулаком по столу, - я не могу все сидеть здесь и наблюдать за тем, как разгромляют армию".

Три недели спустя государь и императрица неожиданно совершили автомобильную поездку в Петроград. Сначала они отправились в Петропавловскую крепость, где, посетив собор, на коленях молились у гробниц царей. Оттуда поехали в Казанский собор, и несколько часов, коленопреклоненные, молились у чудотворной иконы Казанской Богоматери, прося помощи и наставления. Вечером того же дня члены Совета Министров были вызваны в Александровский дворец. В тот вечер император обедал в обществе царицы и Анны Вырубовой. Фрейлина писала: "Я обедала у Их Величеств до заседания, которое назначено было на вечер. За обедом Государь волновался... Уходя, он сказал мне: "Ну, молитесь за меня!" Помню, я сняла образок и дала ему в руки. Время шло. Императрица волновалась за Государя... Накинув шаль, она позвала детей и меня на балкон, идущий вдоль дворца. Через кружевные шторы, в ярко освещенной угловой гостиной были видны фигуры заседающих; один из министров, стоя, говорил".