Николай и Александра

Если беспорядки, вспыхнувшие на улицах Петрограда, явились неожиданностью для населения столицы, неудивительно, что царь, находившийся в восьмистах верстах, оказался не более подготовлен или прозорлив. Нужно сказать, что император располагал гораздо меньшей информацией, чем петроградские обыватели, как ни в чем не бывало продолжавшие ходить на званые обеды, посещать вечера и концертные залы. Доклады, попавшие царю на стол, проходили по цепочке, начинавшейся Протопоповым в столице и кончавшейся генералом Воейковым в Ставке. Как Протопопов, так и Воейков сослужили своему государю плохую службу, преднамеренно преуменьшая драматизм событий, принимавших серьезный оборот. Протопопов делал это в личных интересах: ведь беспорядки, которые нельзя было подавить, являлись доказательством его несостоятельности, как министра внутренних дел. Воейков же был косным, лишенным воображения военным чиновником, который не представлял себе, как это он вдруг войдет в кабинет императора и сообщит, что началась революция.

С четверга 23 февраля (8 марта) до воскресенья 26 февраля (11 марта) Николай II не получал никаких особенно тревожных известий. Ему лишь сообщили, что в столице происходят "уличные беспорядки". "Уличные беспорядки" императору были не в диковинку: за тридцать три года своего царствования он повидал их немало. Подобными проблемами надлежало заниматься таким лицам, как командующий Петроградским военным округом генерал Хабалов и, главным образом, министр внутренних дел Протопопов. Неужели императору всероссийскому, верховному главнокомандующему русской армией подобает заниматься делами, с которыми справится и городская полиция?

Ночью 26 февраля (11 марта) после того, как были выведены на улицы войска, стрелявшие в толпу и в городе было убито двести человек, императору сообщили, что волнения превращаются в мятеж. Царь тотчас приказал Хабалову "немедленно прекратить беспорядки, недопустимые в тяжелое время войны с Германией и Австрией". Той же ночью он пишет императрице: "Надеюсь, Хабалов сумеет прекратить эти уличные беспорядки. Протопопов должен дать ему четкие и определенные инструкции".

В понедельник, 27 февраля (12 марта) им были получены еще более обескураживающие вести. "После вчерашнего сообщения из столицы я увидел здесь много испуганных лиц, - писал царь. - К счастию, Алексеев спокоен, но считает, что следует назначить очень энергичного человека с целью заставить министров выработать решение таких проблем, как продовольственное снабжение, железнодорожный транспорт, доставка угля и т.д." Поздно ночью пришла тревожная телеграмма от императрицы: "Уступки неизбежны. Уличные бои продолжаются. Многие части перешли на сторону врага. Аликс". В полночь император повелел приготовить свой поезд, и в 5 утра отправился в Царское Село. Но он приказал ехать не кратчайшим путем, а в объезд, чтобы не мешать движению составов, доставляющих провиант и боеприпасы на фронт. Царь все еще не допускал мысли, что его присутствие в столице важнее снабжения армии и голодающего гражданского населения.

В то время, как царский поезд продолжал двигаться в северном направлении, проезжая мимо станций, на платформах которых застыли, приложив ладонь к козырьку, местные начальники, поступали все новые тревожные депеши. В телеграммах из столицы сообщалось о падении Зимнего дворца и образовании Временного комитета Думы во главе с Родзянко. В 2 часа ночи 1 (14) марта литерный поезд подошел к станции Малая Вишера, расположенной в ста шестидесяти верстах к юго-востоку от столицы и остановился. В вагон вошел офицер и сообщил Воейкову, что путь перекрыт мятежными солдатами, вооруженными пулеметами и орудиями. Воейков разбудил царя, и начались поиски выхода из создавшегося положения: если нельзя двигаться к Петрограду и Царскому Селу, можно будет повернуть на восток в сторону Москвы, на юг, к Могилеву или на запад - в Псков, где находилась штаб-квартира генерала Рузского, командующего Северным флотом. Был принят последний вариант. "Хорошо, тогда едем в Псков", - согласился император.