Читаем Николай Языков: биография поэта полностью

Да, все мы знаем: «Ревизор», «Мертвые души» – все подсказано Пушкиным. А сколько обсуждений с Пушкиным и «Петербургских повестей», и «Миргорода», да и многое другое… Павел Анненков в своих воспоминаниях описывал это так:

«Пример правильной оценки Гоголя дал Пушкин. Известно, что Гоголь взял у Пушкина мысль “Ревизора” и “Мертвых душ”, но менее известно, что Пушкин не совсем охотно уступил ему свое достояние. Однако ж в кругу своих домашних Пушкин говорил, смеясь: “С этим малороссом надо быть осторожнее: он обирает меня так, что и кричать нельзя”. Глубокое слово! Пушкин понимал неписанные права общественного деятеля. Притом же Гоголь обращался к людям с таким жаром искренней любви и расположения, несмотря на свои хитрости, что люди не жаловались, а, напротив, спешили навстречу к нему.»

Здесь, конечно, Анненков принял шутку Пушкина за чистую монету, где-то и в чем-то даже за обиду под видом шутки, а чтобы как-то смягчить пушкинскую жесткость и докопаться до потаенного смысла пушкинских слов, приплел и «глубокое слово», и «неписанные права общественного деятеля» (?), и, главное, гоголевские «хитрости»: мол, если кого-то Гоголь и обманывал, и обирал, и водил за нос, то «с жаром искренней любви».

Об эти «хитрости» мы и спотыкаемся. Гоголь любил розыгрыши, в этих розыгрышах он мог быть даже мстителен, чтобы не сказать больше (вспомним, как он отомстил княгине Зинаиде Волконской, ставшей к тому времени по-неофитски ревностной католичкой, которая всюду трубила, что в последний момент перед смертью Иосифа Вельегорского успела шепнуть ему несколько настолько убедительных слов, что Иосиф дал понять, что принимает католичество и умирает католиком – Гоголь был этим очень возмущен, тем более что он-то сам принимал последний вздох Иосифа: когда после этого Зинаида Волконская попросила его о благотворительном чтении «Ревизора» в ее римском дворце, и народу набилось полным-полно, зная, что Гоголь замечательный чтец, Гоголь стал читать таким заунывным тоном дьячка, что распугал всю публику и благотворительный сбор провалился), но достаточно одних свидетельств Екатерины Хомяковой, чтобы понять: Гоголь был «прост» с теми, для кого не боялся открыть свой внутренний мир. В 1842 году он пишет Языкову о его сестре и ее муже: «Я их люблю, у них я отдыхаю душой».

Не было никакой «дележки» ни между Пушкиным и Гоголем, ни между Пушкиным и Языковым, ни между Языковым и Гоголем. Происходило взаимное обогащение – да, порой и на фоне резких противоречий, особенно между Пушкиным и Языковым, но, как мы видели, не было бы этих противоречий – не было бы и свершений, которые рождались из этих столкновений противоположностей; не было бы искр, зажигающих священный огонь.

Все это к вопросу о том, «кто кому должен», если принимать высказывание Ключевского вне контекста, в который это высказывание вписано. Иногда такое впечатление, что Гоголь поделился силами с Языковым – настолько мощный взлет Языкова начинается сразу после их встречи. А Гоголю писать все труднее и труднее? Как сказать. В 1841 году выходит новый, окончательный вариант «Тараса Бульбы». Повесть переработана так, что диву даешься, начиная сравнивать с первым вариантом (который Пушкин успел прочесть). Если первый вариант «несомненно гениален», то второй «истинно велик». И ведь вся основная переработка совершается после начала общения с Языковым, постепенно перерастающего в постоянные и теснейшие контакты с ним.

А Языков практически сразу после первой встречи с Гоголем отбывает в Ниццу – к пребывающей в трауре семье Вильегорских. Невозможно представить, чтобы этот переезд произошел без влияния – либо воздействия – Гоголя. Конечно, на окончательное решение Языкова, который вплоть до этого о переезде в Ниццу и не задумывался и собирался провести наступающую зиму в Ганау, где проверенное лечение и проверенные врачи, которым он доверяет, могло повлиять и воспоминание о Воейковой, о том, что именно в Ницце она умерла, и желание поклониться месту ее смерти, самому дому, где она провела последние дни и скончалась, наверняка было достаточно сильным. Но слишком все сходится: Гоголь, очень волнующийся, как семья его близких друзей переживет трагедию, если рядом не будет какой-то отдушины, какого-нибудь милого им человека из России, его трехдневное теснейшее общение с Языковым и резкая смена планов Языкова на зиму.

И происходит нечто необычайное – в Ницце происходит такой расцвет творчества Языкова, которого давно не бывало.

Перейти на страницу:

Похожие книги

120 дней Содома
120 дней Содома

Донатьен-Альфонс-Франсуа де Сад (маркиз де Сад) принадлежит к писателям, называемым «проклятыми». Трагичны и достойны самостоятельных романов судьбы его произведений. Судьба самого известного произведения писателя «Сто двадцать дней Содома» была неизвестной. Ныне роман стоит в таком хрестоматийном ряду, как «Сатирикон», «Золотой осел», «Декамерон», «Опасные связи», «Тропик Рака», «Крылья»… Лишь, в год двухсотлетнего юбилея маркиза де Сада его творчество было признано национальным достоянием Франции, а лучшие его романы вышли в самой престижной французской серии «Библиотека Плеяды». Перед Вами – текст первого издания романа маркиза де Сада на русском языке, опубликованного без купюр.Перевод выполнен с издания: «Les cent vingt journees de Sodome». Oluvres ompletes du Marquis de Sade, tome premier. 1986, Paris. Pauvert.

Донасьен Альфонс Франсуа Де Сад , Маркиз де Сад

Биографии и Мемуары / Эротическая литература / Документальное
10 гениев науки
10 гениев науки

С одной стороны, мы старались сделать книгу как можно более биографической, не углубляясь в научные дебри. С другой стороны, биографию ученого трудно представить без описания развития его идей. А значит, и без изложения самих идей не обойтись. В одних случаях, где это представлялось удобным, мы старались переплетать биографические сведения с научными, в других — разделять их, тем не менее пытаясь уделить внимание процессам формирования взглядов ученого. Исключение составляют Пифагор и Аристотель. О них, особенно о Пифагоре, сохранилось не так уж много достоверных биографических сведений, поэтому наш рассказ включает анализ источников информации, изложение взглядов различных специалистов. Возможно, из-за этого текст стал несколько суше, но мы пошли на это в угоду достоверности. Тем не менее мы все же надеемся, что книга в целом не только вызовет ваш интерес (он уже есть, если вы начали читать), но и доставит вам удовольствие.

Александр Владимирович Фомин

Биографии и Мемуары / Документальное
100 знаменитых людей Украины
100 знаменитых людей Украины

Украина дала миру немало ярких и интересных личностей. И сто героев этой книги – лишь малая толика из их числа. Авторы старались представить в ней наиболее видные фигуры прошлого и современности, которые своими трудами и талантом прославили страну, повлияли на ход ее истории. Поэтому рядом с жизнеописаниями тех, кто издавна считался символом украинской нации (Б. Хмельницкого, Т. Шевченко, Л. Украинки, И. Франко, М. Грушевского и многих других), здесь соседствуют очерки о тех, кто долгое время оставался изгоем для своей страны (И. Мазепа, С. Петлюра, В. Винниченко, Н. Махно, С. Бандера). В книге помещены и биографии героев политического небосклона, участников «оранжевой» революции – В. Ющенко, Ю. Тимошенко, А. Литвина, П. Порошенко и других – тех, кто сегодня является визитной карточкой Украины в мире.

Валентина Марковна Скляренко , Оксана Юрьевна Очкурова , Татьяна Н. Харченко

Биографии и Мемуары
Мсье Гурджиев
Мсье Гурджиев

Настоящее иссследование посвящено загадочной личности Г.И.Гурджиева, признанного «учителем жизни» XX века. Его мощную фигуру трудно не заметить на фоне европейской и американской духовной жизни. Влияние его поистине парадоксальных и неожиданных идей сохраняется до наших дней, а споры о том, к какому духовному направлению он принадлежал, не только теоретические: многие духовные школы хотели бы причислить его к своим учителям.Луи Повель, посещавший занятия в одной из «групп» Гурджиева, в своем увлекательном, богато документированном разнообразными источниками исследовании делает попытку раскрыть тайну нашего знаменитого соотечественника, его влияния на духовную жизнь, политику и идеологию.

Луи Повель

Биографии и Мемуары / Документальная литература / Самосовершенствование / Эзотерика / Документальное