Никта

— Итак, продолжаем, — Матрёна Вадимовна взяла со стола указку. — Постмодернизм как явление стал логичным следствием информационного бума, связанного с широким распространением технологий печати. Двадцатый век стал эпохой расцвета средств массовой информации, и постмодернизм набирал обороты вместе с их развитием. Окончательное становление постмодернизма к концу второй половины столетия ознаменовало кризис традиционных форм творчества… Ну-ка, проверим, хоть кто-то читал учебник? — она оглядела аудиторию. — Кто скажет, чем в первую очередь постмодернистское творчество отличается от традиционного? За правильный ответ даю дополнительный балл на контрольной.

Студенты взволнованно зашушукались, но никто не спешил вскидывать руку. Снежана посмотрела на подругу, но Алёна лишь пожала плечами.

— Так я и думала, — презрительно усмехнулась Матрёна Вадимовна. — Итак, можете записать: если раньше главной задачей творчества было отображение реального мира или переживаний и фантазий автора, которые так или иначе тоже являются продуктом действительности, то основой постмодернистского искусства являются уже существующие произведения. Творение постмодерна зиждется на отсылках и аллюзиях к другим произведениям и не обязано иметь под собой какую-то основу, иной смысл, кроме как игру на узнавание с читателем или зрителем. Таким образом, происходит отрыв от изначальной задачи творчества как зеркала реальности. Некоторые видят в этом упадок современной культуры, некоторые, наоборот, считают постмодернизм высочайшей вершиной, — преподавательница снова начала вышагивать вдоль рядов парт, постукивая указкой по своей ладони. — При этом зачастую персонажи и образы из цитируемых произведений превращаются в массовом сознании в абстрактные архетипы современной мифологии, теряя свой первоначальный смысл и контекст… Я правильно говорю, Белкина?

Снежана, начавшая во второй раз дремать под монотонную речь Матрёны Вадимовны, вздрогнула:

— Да-да, конечно.

— Тогда, пожалуйста, приведите пример такого персонажа, — философичка направила на Снежану указку. «Ну что ж она за тебя уцепилась», — буркнула Алёна, но очень тихо, чтобы Матрёна Вадимовна её не услышала.

Снежана сцепила пальцы. Снова подставляться не хотелось. Она старалась воскресить в памяти слова преподавательницы и найти в них какой-то смысл, но в голове стоял густой туман. Чего ей хотелось сейчас — это заснуть. Но указка была поднята, и холодные глаза Матрёны Вадимовны следили за ней, а её губы были до того приторно-яркими, что Снежану замутило. Какой уж тут мыслительный процесс…

— Я не знаю, — сдалась она.

— Подумайте, Белкина. Подумайте хорошенько. Хоть что-то должно прийти вам на ум.

И опять эта коварная усмешка на её лице! Будто она не преподша, задающая вопрос студентке, а по меньшей мере палач, наблюдающий за агонией жертвы. Снежана удивилась, что на ум пришло такое сравнение. Закусив губу, она посмотрела на учебник и ещё раз попыталась сосредоточиться. Так, о чём она там болтала? Что-то про произведения, которые строятся на других произведениях… ахритипы… мифология… персонажи…

Её вдруг затрясло. Во рту застучали зубы.

— Что это с тобой? — удивилась Алёна.

— Не знаю… — Снежана растерянно смотрела, как пальцы самовольно отбивают чечетку на поверхности парты.

— Вам нехорошо, Белкина? — улыбка Матрёны Вадимовны никуда не делась.

— Да… я выйду, — Снежана поднялась на ватные ноги, не дожидаясь разрешения. На виду у всей аудитории она направилась к выходу. Никто не проронил ни слова; за спиной осталось гулкое молчание. Оказавшись в коридоре, она побежала. Женский туалет располагался на дальнем конце коридора, так что бежать ей пришлось долго, а дрожь в теле с каждой секундой усиливалась. Кости скрипели, пытаясь вырваться из суставов, мышцы растекались студнями, кровь вскипала, просясь наружу. Снежана так и не добежала до заветного убежища: за считаные шаги до двери с буквой «Ж» дрожь одолела её, разбила вдребезги, лишив человеческого облика и какой-либо формы вообще. Она потекла вниз в чёрную пустоту белой кляксой, и всё тянулась, тянулась, тянулась… Ей стало холодно и одиноко. Всё исчезло; вокруг не было ничего, ни единого пятнышка, за которое можно схватиться, разделить с ним это бесцельное скольжение вниз…

В конце концов, Белое Пятно смирилось со своей участью. Оно покорно растекалось по чёрному полотну, и долгое время не было никого, на что оно могло бы обратить внимание. Но потом рядом появился кто-то другой. Неясные багровые переливы возникли в темноте, заклубились дымом и наконец образовали большие красные губы, зависшие над удивлённым Белым Пятном.

— Кто ты? — спросило Белое Пятно.

— Твой враг, — Красные Губы дернулись в смехе. — Где белое, там явится и красное.

— Враг? — обескураженно произнесло Белое Пятно. — Но я не хочу, чтобы у меня был враг. Зачем мне с тобой враждовать?

— Затем, что всегда должно быть противостояние, — Красные Губы приблизились к Пятну. — Ты помнишь, как тебя зовут?

— Нет, — ответило Белое Пятно, помедлив.

— Что ж, я тебе помогу. Твоё имя — Белоснежка.