Она услышала скрип двери и его тяжелые шаги на лестнице, прерывающиеся и нетвердые, шорох его пальцев о стену, когда он потянулся опереться. Она различила, как он ступил на лестничную клетку, а затем увидела его в тени, шатко минувшего фотографию с медового месяца и появившегося в гостиной. Он тяжело дышал и потел; она чувствовала этот едкий, кислый запах, ранний признак приближающейся ломки. Скоро он будет мокрым насквозь, с влажными волосами, подмышками, будет трястись и стонать от боли. Она терпеливо ждала, пока он прошел к спальне, не заметив ее фигуру, появившуюся из теней и прошедшую следом. Он врезался в стену, промахнувшись мимо дверного проема, и вгляделся в сторону кровати.
– Черт, – пробормотал он. Потом громко прошептал: – Эй? Ты здесь?
– Привет, – сказала она позади него, заставив его вскрикнуть и обернуться.
– Господи! Какого хрена?! Я думал, ты спишь. Ты меня до чертиков напугала.
– Ты должен был дождаться утра, – сказала она. – Разве я тебе не говорила?
– Я не знал, куда мне идти. – Он неловко переступил на месте. – Я боялся потеряться, а потом… и я все равно себя плохо чувствую. Я не хотел всю ночь блевать в каком-то дерьмовом мотеле. – Он прищурился в темноте. – Я тебя почти не вижу. Что случилось? С полицией? Они…
– Приходил детектив. Мы поговорили. Я ничего не сказала.
Он прислонился к стене, обмяк от облегчения.
– Пойдем, – позвала она. – Я хочу кое-что тебе показать.
Он последовал за ней со стоном. Из спальни и дальше по коридору. В кабинет. Она прошлсь пальцами по лампе на столе, и комнату озарило мягкое свечение. Он прислонился к дверному косяку, массируя виски.
– Мне хреново.
– Я быстро. – Она исчезла за столом, встав на колени. Прикоснулась к клавиатуре.
Он прочистил горло:
– И что детектив? Как ты и думала? Искал Итана?
– Нет, – сказала она, не поворачиваясь. – Он искал тебя.
Дуэйн Кливс, потеющий, больной и все еще в слишком маленьком ему университетском свитшоте Итана Ричардса, опустил руку ото лба и уставился на нее с раскрытым ртом.
– Видишь ли, он думал, что ты приедешь сюда. – Она сделала глубокий вдох и повернулась с яростью в глазах. – Потому что ты просто не мог удержаться, не так ли? Тебе нужно было рассказать своим идиотским дружкам, включая того долбаного говнюка-наркоторговца, что ты трахаешь богатую городскую суку, которая сняла у тебя дом. Вот что мне сказал полицейский. – Она не сводила с него глаз, пока он глазел на нее. Слева от нее замок сейфа открылся с едва различимым щелчком. Ее голос стал протяжным и певучим. – А и Д, Дуэйн и Адриенн сидели на трубе, Т-Р-А-Х-А-Л-И-С-Ь. Полицейский сказал, что ты хвастался этим. Сказал, что ты показывал фотографии. Это правда? Ты
– Послушай, – сказал он паническим голосом. Торопливо отступил назад. – Послушай, просто позволь объяс…
Она повернулась к нему, и он замолчал. Замер на месте. Его глаза, стеклянные и огромные в полутемной комнате, были сфокусированы на предмете в ее руках. Темном, блестящем и заряженном.
– Погоди, – сказал он.
Она отщелкнула предохранитель.
–
Она покачала головой.
– Уже нет, – сказала она и нажала на курок.
Часть 2
Глава 20
Я говорила вам, что смерть делает человека честным.
И я сказала правду.
Я просто рассказала не все. Неполная правда это все еще правда, поэтому я опустила несколько деталей. Не только о том ужасном дне на озере, но и о том, что было до. Я не говорила вам, как плохо привязанное бревно скатилось с грузовика на моего мужа, раздробив ему кости, и как когда я ехала в больницу – ту же, где двумя годами ранее я прижимала к себе тело моего мертворожденного ребенка – я почувствовала короткую, насыщенную вспышку удовлетворения, что Дуэйн тоже что-то потерял.
Я не рассказывала вам о первом разе, когда я нашла его в отключке на нашей кровати с резиновым жгутом, все еще обвязанным над предплечьем, или о волне отвращения и презрения, охватившей меня, когда я наклонилась проверить, дышит он или нет. Я не говорила, как поднесла палец к его ноздрям и, почувствовав чертово тепло его поверхностного дыхания, ненадолго задумалась, насколько тяжело будет зажать ему рот и нос рукой и держать, пока он не задохнется.
Я не рассказывала, как в тот момент я наклонилась и прошептала: «Надеюсь, ты сдохнешь», так тихо, что я сама едва расслышала слова, так тихо, что он точно не мог меня услышать, и как я чуть не закричала, когда его веки затрепетали и он пробормотал в ответ: «Я надеюсь, мы оба сдохнем». И потом он повернулся на бок, облевал подушку и отключился, а я стояла с открытым ртом, ощущая себя, будто в тот момент проиграла все интеллектуальные споры, когда-либо возникавшие между нами.