Никто не будет по ней скучать

Я не рассказывала вам, как жизнь с ним была похожа на соревнование, где каждый бросал другому вызов моргнуть первым. Как это стало почти предметом гордости, насколько мы делали друг другу больно и все равно оставались вместе. Это как пить яд год за годом, пока не забудешь, каково пить что-либо еще, и тебе даже начинает нравиться вкус.

Я никогда не спрашивала, но думала, что были, вероятно, другие женщины за прошедшие годы. Все изменилось после выкидыша, больше всего – секс. Сначала он прикасался ко мне только пьяным, вернувшись домой из «Стренглерс». От него несло пивом, под ногтями была грязь, он подходил сзади, пока я стояла с тряпкой у раковины. Раздвигал мне ноги коленом, нагибал меня на месте. Я знала, что меня трахают из ненависти; самое грустное, что когда он совсем перестал меня трогать, насколько бы сильно ни напивался, я скучала даже по этому. Электрические разряды, которые я ощущала, когда он подходил ко мне со злобной похотью в глазах, исчезли. Сначала я думала, это из-за несчастного случая, потому что доктор предупредил нас о возможной проблеме – он назвал это «побочными эффектами травмы», просто заумные слова, описывающие обычный вялый член. Но через несколько месяцев на барбекю у кого-то на заднем дворе я пошла в туалет и застукала Дуэйна с Дженнифер Веллстуд. Он сидел на унитазе со спущенными штанами, а она дергала его хер обеими руками, и из того, что мне удалось увидеть, прежде чем она заорала и я захлопнула дверь, там все нормально стояло.

Но я не знала, что он изменял мне с ней. Не наверняка. Не до того, как Иэн Берд бросил это мне в лицо, думая, что унижает Адриенн, когда на самом деле он заставил меня взглянуть на то, чего я старательно пыталась не замечать. Может, мне стоило догадаться. Может, я просто не хотела. Оглядываясь назад, я вижу знаки везде. Запах ее духов у нас дома, такой сильный, что он никак не мог исходить от ее вещей, похороненных у меня в шкафу. Длинные, длинные волосы – рыжеватые, как у меня, но ломкие и с половиной дюйма отросших мышино-серых корней. Забивающие слив в доме на озере, прилипшие к мебели везде, где она клала свою идиотскую голову. Они каким-то образом вплетались в ткань так, что даже пылесос не мог их вытянуть, и мне приходилось вытаскивать их по одному вручную. Когда я нашла их на одежде Дуэйна, в его машине и на подушке, я сказала себе, что просто разнесла их сама. На себе. Это ведь я проводила с ней слишком много времени. А об альтернативе нельзя было и думать.

Мой муж трахался с Адриенн; Адриенн трахалась с моим мужем.

Это все еще звучит невозможно. Смешно. Это звучит как чертовски извращенная шутка.

Но мне стоило догадаться. Я могла бы догадаться. Всегда можно понять, где была Адриенн.

И я знаю, как это выглядит: будто мы с Дуэйном спланировали убить богатую парочку и сбежать с их деньгами. Кажется, что я втерлась Адриенн в доверие, притворилась ее подругой, выучила ее привычки, акцент и пароль от телефона, просто чтобы украсть ее личность после того, как выстрелила ей в лицо. Я даже придумала, как стать больше похожей на нее, так же укладывать волосы и обводить губы вне контура, чтобы они казались больше. Но господи, это не потому, что я желала ей смерти. Это потому, что я хотела ее жизнь. И разве я не говорила вам, что всегда хорошо притворялась? Было так легко представить, как я выскальзываю из своего маленького грустного существования в ее. Я так отчетливо воображала, как это возможно. Вы видели эти фильмы, где замарашка снимает очки, выщипывает брови и – пуф,

она магически превращается из серой мыши в кого-то, на кого стоит смотреть. Это были мы, я и Адриенн. Она была «после», а я – «до».

Дуэйн посмеялся мне в лицо, когда я впервые сказала об этом, чувствуя себя ранимой в то первое лето, после доставки им первой закупки продуктов. Слова только слетели с моих губ – «Тебе не кажется, что мы немного похожи?» – как он рассмеялся так сильно, что начал задыхаться, а я смотрела в пол и чувствовала, как краснеют щеки.

– В твоих мечтах, – сказал он. – Может, после пластических операций на миллион долларов.

Но миллиона не потребовалось. Даже не близко. Я знаю точную сумму, которая стерла единственное значимое различие между мной и Адриенн Ричардс: пятьсот долларов. Столько стоили инъекции, заполнившие впадины у меня под глазами, и самое смешное – именно она сказала мне это сделать. Я до сих пор слышу ее голос, как всегда самый приторно-сладкий, когда она оскорбляла тебя под видом комплимента: «Детка, я давно колю себе ботокс, чтобы остановить старение. Хотела бы я быть больше похожей на тебя и просто не заморачиваться, как выгляжу. Эти мешки под глазами сводили бы меня с ума. Знаешь, сейчас это исправляют».