Никто не уйдет живым

В ванную и обратно она бежала торопливо, а умывалась впопыхах. Но внутри оказалось тихо и тепло. Вместо того, чтобы успокоить ее, тишина внушала нервозность, и Стефани никак не утешали причины молчания ванной. Она подозревала, что дом еще не полностью восстановился после этой ночи. Плотная тишина, которая наполнила его после наступления темноты, и дурное предчувствие, сопровождавшее перемену в звуках, казалось, сохранились до позднего утра понедельника, словно граница, отделявшая дневную атмосферу смутной угрозы от ночных напряжения и ожидания, перестала существовать.

И возможно, критическая масса происходившего на втором этаже в ранние часы пережила наступление рассвета, и теперь все должно было стать только хуже. Даже хуже, чем было.

«Прекрати!»

Чем больше она вспоминала прошедшую ночь, тем больше уверялась, что стала свидетельницей феномена одновременно заразительного и набирающего обороты; энергии, накопившей жуткую мощь в коридоре первого этажа и внутри каждой из комнат в нем, породившей в свою очередь силу притяжения, которая соединила второй этаж с чем-то куда страшнее. С чем-то, населявшим этаж первый, призвав то, что там обитало, испуская легко узнаваемый запах разложения. Или так казалось Стефани теперь, когда она проснулась.

«Еще совсем чуть-чуть, и ты вернешься наружу, во внешний мир. Не твои проблемы. Просто выберись отсюда сегодня. Просто выберись».

Стук в дверь.

Стефани замерла.

Жизнерадостный перестук, короткая дробь; кто-то был в хорошем настроении.

– Что?

Это был Драч.

– О, ты проснулась. Я уж два раза спускался, а ответа нет. Думал, ты на работе, но Фергал говорит, што ты, типа, дома.

Два раза? Это было невозможно; она точно должна была проснуться от любого звука, раздавшегося неподалеку, а уж тем более от стука. Или нет? Пусть Стефани и открыла глаза всего лишь полчаса назад, ей уже хотелось снова лечь и погрузиться в глубокий, черный, безразличный сон.

Стефани допускала, что она теперь слишком истощена и устала, чтобы полностью проснуться раньше полудня. А Фергал сказал Драчу, что она дома. Значит, за ней следят. Возможно, потому, что она знает, чем они занимаются, к чему сводится их грандиозный бизнес-план: продавать по дешевке тела иммигранток любому, кто постучится в дверь.

Голос Драча опять привлек ее внимание к двери комнаты и мрачному дому за ее пределами:

– Я хотел спросить: ты мне услугу, типа, не окажешь?

Она представила, как он прижимается мерзкой физиономией к дереву, жадно прислушивается, и все ее тело сотряслось от силы, с которой она стиснула челюсти.

– Я не буду ни с кем трахаться за деньги, так что свали! Только спроси еще раз – жизнью клянусь, мне насрать, каким ты себя крутым считаешь, я этой дряни конец положу!

Закончив кричать, она сглотнула и уставилась на себя в зеркало, словно пытаясь вернуться к себе настоящей. Она что, с ума сошла?

– Э! Э! Не кипятись, ага? Ну поговорили мы один раз, да. И ты знаешь, што я об этом думаю. Но тут дело вообще в другом, ага? Ту тему мы закрыли. Я не хотел тебя обидеть, и надеялся, што ты не обидишься. Но я вижу, почему ты, типа, могла все неправильно понять.

«А что, это можно было правильно понять?»

Он постучал еще раз, сильнее.

– Открывай, ага? Я думал, ты, типа, хочешь свой залог обратно.

– Это не смешно.

– Я серьезно.

Стефани открыла дверь, потом села на кровать, понурая, настороженная, пытаясь затушить злость, грозившую разгореться в истерику. Видит бог, у нее были на то все причины.

Она переложила тупой нож для овощей из-под подушки в передний карман толстовки, и теперь ощупала джемпер, нашарив в глубине своей одежды маленький цилиндрик ручки. Она гадала, сможет ли обратить его против кого-то, кто не был картофелиной.

Драч вошел в комнату бесшумно, кошачьей походкой. Она неотрывно следила за гостем. Его огромные бледные глаза немедленно завращались в глазницах, оценив комнату, собранные сумки, все, что лежало на полу, мобильник – и все это меньше чем за пару секунд. Потом глаза прикрылись веками и обратились к ней, и серьезность в них никак не стыковалась с неискренней полуулыбкой на широких губах Драча.

Теперь Стефани понимала, что его глаза вели эмоциональную жизнь, отдельную от окружавшего лица, на котором находились. И они снова пытались пригвоздить ее к месту. Заставить корчиться. Заглушить мысли Стефани какими-то ментальными помехами и загнать ее в раздраженное, но осторожное молчание. И эти глаза выдавали явную способность их владельца творить ужасные вещи. Она осознала это уже не в первый раз.

Чуть пружинящим шагом Драч подошел к обрамленному металлом кофейному столику. Посмотрел, нет ли пыли на стеклянной поверхности, как будто проводил хозяйскую проверку.

Улыбаясь, он задрал подбородок и уставился прямо на нее, глаза его жаждали сигналов, невольных движений лица – чего-нибудь, что он смог бы использовать. Стефани встретила его взгляд с каменным лицом, но подозревала, что он все равно мог прочитать ее мысли и чувства, как будто они отображались у нее на лице, как на экране. Может, он уже вызнал достаточно, чтобы догадываться об остальном.