Никто не уполномочивал (Просто думаю так)

О нашем казачестве довольно много говорилось, писалось, снималось. Поэтому я решил довести до сведения казаков, особенно молодого поколения, да и до всех, кто будет читать эти строки, отдельные, в принципе почти неизвестные, моменты из периода возрождения ЧКВ, именно те, в которых сам принимал непосредственное участие, в силу сложившихся обстоятельств.

Родителей и предков не выбирают. Я родился в огромном по любым меркам селе Слободзея (ныне город), еще до Великой Отечественной Войны (1941–1945 г.г.) и по линии отца и по линии матери (особенно), являюсь прямым потомком запорожских (черноморских) казаков.

Почему по линии матери «особенно». Дело в том, что мне повезло застать на земле трех из четырех моих прадедов и одного из двух дедов, при наличии отца, пусть израненного и переконтуженного и матери. В этом плане я был действительно «богатым» на родных людей, так как многие мои сверстники не застали в живых и естественно не помнили, даже своих отцов и дедов, не вернувшихся с той страшной войны, не то, что прадедов.

Самый старший из прадедов, Еремей Корфуненко, дедушка моей матери, всю войну меня нянчил, причем в его же доме, из которого его и всю семью, включая мою маму, выгнали как «кулака» еще в 1929 году. На базе хозяйства прадеда, самого мощного и богатого в тот период на русской части Слободзеи, был в том же году, образован колхоз им. Молотова. По причине преклонного возраста (к моменту «раскулачивания» прадеду было 90 лет), в Сибирь его не отправили, а выделили крохотное помещение, при его же доме, где раньше хранили хозяйственный инвентарь и там он жил до начала войны, т. е. до 1941 года. С началом войны, колхоза не стало, прадед вернулся в свой дом, который использовался под контору колхоза, потом под клуб, позже под детский сад и т. д.

«Пожалев» прадеда и не выселив его из Слободзеи, власть жестоко прошлась по другим членам семьи. Старший сын прадеда, командир кавалерийского полка, кавалер ордена Красного Знамени и полный георгиевский кавалер – офицер царской армии, был разжалован до рядового, лишен наград и с 1930 года по 1946 год, пилил лес под Архангельском, как политзаключенный. Племянники прадеда и другие близкие родственники все были «мобилизованы» – кто на Днепрогэс, кто на Колыму, Комсомольск и т. п.

…А прадед с 1941года по 1944 год (пока не вернулись наши), няньчил меня в своем доме и рассказывал, как воевал с турками в Болгарии и Румынии, и как в этом же доме, почти сто лет назад, его самого, нянчил его прадед, бывший запорожский казак, Семен (Сэмэн) Корфуненко, который по причине серьезного ранения не смог переехать на Кубань, а женился, построил свой «куринь» (курень), он стоял еще и при мне, в нем была колхозная «комора» (кладовая), а в 1810 году (это подтверждают архивные данные) построил тот самый дом, который через 119 лет советская власть отняла у его правнука (моего прадеда). Я не просто так делаю такое длинное вступление. Я хочу этим сказать, что мы, слободзейские потомки казаков, появились не на пустом месте и делаю это не по причине обид, амбиций, моды и т. п. Вовсе нет. Я показал через эту прямую потомственную казачью линию – кровную связь – меня нянчил мой прадед, а его и в том самом доме, тоже воспитывал его прадед, из запорожских казаков, появившихся в поднестровье в конце 18 века.

Мне действительно повезло, да и прадеду тоже, что мы с ним не разошлись по времени – и я успел родиться, пока он еще здравствовал, да и он дождался меня. Прадед водил меня по нашей улице и все время что – то рассказывал и о себе и о своих товарищах и о своем прадеде – няньке. Я немного помню из тех детских бесед с прадедом. Но то, что мы из казаков, то, что главной похвалой прадеда, которую он перенял у своего прадеда, было (по отношению к мужчинам, чтобы он хвалил женщин – я не слышал) – «О цэ добрый був казак! Оцэ казак!». И все – сказал, как наградил!

… «Не было бы счастья, да несчастье помогло».

Действительно так. Когда пришел 1990 год, когда все кто мог, расшатывали опоры не Союза, а в принципе России, начались брожения в головах (не умах) по любому поводу. Одни верещали о «суверенностях», понимая, что в посеяном хаосе разделения, проще будет что – то выхватить для себя. Начались процессы «реабилитации». Подогреваемые заинтересованными людьми, пошли прошения к властям от различных репрессированных и ущемленных (политзаключенных, дворян, казаков и т. п.). Все просили и требовали что – то вернуть, воздать, раздать, пересмотреть, узаконить…

Даже я, собрав архивные и свидетельские показания, попросил колхоз вернуть мне дом прадеда. Сперва чуть не «вылетел» из партии, а потом прошло время и наш дом – корень просто разрушился… Сегодня на той территории – маслобойка.

Во всех этих хаосных процессах, к сожалению, больше было чьих – то личных устремлений _и корыстных интересов, а не заботы о стране, народе, власти, государстве. Начинался период болтовни и грабежа.