— Ну что, Александр, — тихо прохрипел он. — Собирай меня назад в Ростов. Напиши в военкомат и они все организуют.
— Что все?
— Мою доставку в дом инвалидов.
— Тебе плохо с нами?
— Хорошо.
— Тогда почему ты меня обижаешь, Денис Петрович?
— Жалею трудов твоих ради чурбана чужого.
— Ты не чужой мне. Ты брат. Степанида ко мне как к сыну относилась. И я тебя родным считаю.
Он вышел во двор и сел на скамеечку. Колюнька прибежал с улицы, заглянул домой и выскочил назад.
— Саня, тебя Денис зовет.
— Иду.
— Ты меня прости, Саня. Трудно привыкнуть к доброте человеческой. Жена меня бросила, сына, Олежку ни разу не видел, а ты такой вот.
— Какой такой. Никудышным меня все зовут.
— Золотой ты. Тебе памятник при жизни надо ставить.
— Мы с тобой еще увидим лучшие времена.
— Хорошо бы.
— А сейчас давай-ка поедим. Что-то живот требует покончить с унылым состоянием и действовать ложкой.
В глазу Дениса появилась искорка смеха.
В мастерской Саня с мужиками придумывал коляску, такую, чтобы можно было Денису в ней полулежать и бывать на улице. Прикидывали так и сяк. На Руси всегда умельцы были. Пригласили на консультацию кузнеца Парфена, старого, но незаменимого в своем деле и Сидора Никитовича. Покумекав, пошумев в разногласном споре, наконец, все пришли к единому выводу.
Как-то раз, возвращаясь с работы, Саня вез впереди себя сооружение очень похожее на инвалидную коляску. Колеса у нее были от мопеда, сиденье мягкое от машины, спинка тоже, ручной тормоз служил самим собой, впереди выдвигалась дощатая панель и по ней можно было сползти прямо на кровать. Когда это сооружение появилось в комнате, глаз Дениса сверкнул, откуда-то упавшей на него росой. Он внимательно оглядел и ощупал рукой коляску и не верил своим глазам.
— Да мы ее сейчас же и опробуем.
— Хорошо, — ответил Денис.
Саня посадил его в мягкое кресло, укрыл культю покрывалом и выкатил во двор. Поставил в тень к забору, под деревья и Денис остался наедине с природой. Саня тихонько наблюдал за ним из окна. Сегодня в их доме произошло великое событие: парень мог теперь дышать свежим воздухом.
Во двор заглянула Вера, она привела из детсада Колюньку. Увидев у забора Дениса, сказала:
— Что Денис Петрович, прогуляемся по селу?
— А что, Вера, поехали, если на меня время не жалко.
— Я бы с вами, Денис Петрович, хоть на край света поехала.
— Со мной, Вера, а не с моим подобием.
— Кто знает, кто знает, — ответила Вера Денису и выкатила коляску на улицу.
Они проехали вдоль всей деревни и старухи, не работающие и все видящие смотрели на гордо идущую Веру позади коляски, в которой восседал Денис, бывший летчик, а теперь получеловек, как его величали сельчане.
— Вези, вези, — говорили злопыхатели. — Только замуж за некого выйти. Обрубок есть обрубок и сколько его ни катай, нигде ничего не прирастет.
— Посмотрим, Денис, падет твоя крепость. Я тебя еще в школе любила единственного, а ты умчался жениться в город — думала Вера, и, иногда останавливаясь, разговаривала с ним о былых временах, а он вторил ее шуткам хриплым голосом со счастливыми нотками.
ПОДКИДЫШ
Аннушка, фельдшерица с дочкой Аленкой шли по улице районного центра. Они сегодня провели весь день вместе и дочь радовалась новизне незнакомого городка.
Потом они сели в автобус и очутились на улице Заречной.
Прямо возле остановки стоял дом под железной крышей. Большой, важный, с новыми окнами и забором. Залаяла собака. Аннушка посмотрела на калитку и вдруг услышала лязг кольца в двери. Она схватила дочь за руку и тут же побежала к подошедшему автобусу, идущему обратно в город. Малышка ничего не заметила, а сама Анна вдруг вспомнила все, что произошло несколько лет назад в этом доме. А событие было неординарное.
Семья Железновых состояла из пяти человек. Лида и Анна — дети от первого мужа, погибшего в паровозном депо, где он работал сцепщиком и Мишутка, сын от отчима, жестокого, малообразованного человека, чем-то покорившего их мать так, что она не замечала его дерзкого обращения с дочерьми.
Рано утром Аннушка вышла на крыльцо, так как собиралась на практику в больницу, ей нужно было успеть к семи часам. Нетерпение молодой студентки медицинского техникума гнало ее чуть свет из дому. Закрыв за собой дверь, она вдруг услышала жалобный писк и увидела сверток.
Анна подняла кого-то, завернутого в байковое одеяльце, и принесла в дом.
Из кухни вышел отчим и недовольно спросил:
— Чаго ты ты там приперла? Рябенка штоли? Убяри куда хочешь, мне дома байстрюки не нужны.
Мать жалостливо попросила:
— Покормить надо дите, да перепеленать.
Отец жестко ответил:
— Мне еще чужих щенков в доме не хватало! И, побагровев, заорал на Аннушку:
— Пошла вон, дурища! Тащи его в милицию.
Мать тихо сказала:
— Слушай, что говорит отец, — отнеси.
Всегда робкая, послушная Аннушка вдруг запротестовала:
— Зверь ты, не человек! Никому не отдам, сама растить буду.
Отчим подошел к ней, сгреб своей лапищей за шиворот, подтащил к двери, ногой распахнул ее и сказал:
— Пошла вон! Поумнеешь — вернешься.