Полковник приходит на Парк-Лейн в ранние часы, когда хозяйка дома кормит полдником сидящих вкруг нее малышей. Он всегда изысканно учтив с гувернанткой мисс Куигли и непременно пьет за ее здоровье, отвешивая при сем низкий поклон. Мисс Куигли находит этот поклон необычайно изящным; вот так же, наверно, кланялся и покойный государь. Своим наблюдением она взволнованно делится с горничной леди Анны, горничная сообщает барыне, та — мисс Этель, а Этель теперь внимательно приглядывается к дяде, когда он в следующий раз чокается с мисс Куигли, и посмеявшись со всеми, рассказывает ему; с той поры стоит нашему джентльмену поднять бокал за здоровье гувернантки, как оба они заливаются краской. Эти робкие приветные сигналы вспыхивают на ее бледных щеках, стоит ей завидеть полковника, когда она гуляет со своими питомцами в Парке или в вышеупомянутом скверике близ "Элсли-Хауса. Если Этель вяжет дяде кошелек, шнурок для часов, салфеточку на спинку кресла или какую-нибудь иную полезную и милую вещицу, то большую часть работы, уж конечно, делает мисс Куигли; ее подопечные давно спят, а она все сидит одиноко в классной на самом верху затихшего дома и, отодвинув подносик с остатками невеселого ужина, рукодельничает за маленькой конторкой, где хранятся письма ее матери и другие семейные реликвии.
Конечно, на Парк-Лейн частенько устраивали всевозможные вечера, на которых полковник, без сомнения, был бы желанным гостем. И все же, если предстоит большой прием, он предпочитает уклониться.
— Я лучше пойду в клуб, — говорит он леди Анне. — Мы там тоже беседуем о знакомых, — что Джек женился, Том умер, и прочее в таком роде. Но ведь Джека и Тома мы знали всю жизнь и разговаривать о них нам так же интересно, как вам обсуждать ваших друзей и знакомых. А о ваших гостях я разве что читал в газетах, но знаться с ними и в мыслях не имел, покуда не стал бывать у вас в доме. Да и о чем мне, старику, толковать с юными щеголями и старыми барынями?
— Матушка моя с большими причудами и порой очень придирчива, милейший мой полковник, — ответила леди Анна, покраснев. — У нее ужасный тик, и нам приходится многое ей прощать.
Дело в том, что почтенная леди Кью была особенно нелюбезна с полковником и его сыном. Весною был день рождения Этель, и по этому случаю, как водится, пригласили гостей, преимущественно девиц ее возраста и круга, каковые прибыли с гувернантками, играли в разные игры, распевали хоры и дуэты и угощались чаем с бисквитами, желе и прочими лакомствами. Полковник, который тоже был зван на эту вечеринку, прислал своей любимице богатый подарок, а Клайв с его другом Джей Джеем нарисовали целую серию смешных картинок, изображавших жизненный путь светской девицы, как он им представлялся, от самой колыбели: вот она играет в куклы; обучается у танцмейстера; гуляет в особом корсете для выправления осанки; проливает слезы над немецкими учебниками; и, наконец, разнаряженная является на свой первый бал и отдает руку какому-то на удивление безобразному франту — своему избраннику, — преклонившему перед ней колени. Последняя картинка вызвала восторг и ликование всех девочек, исключая кузин с Брайенстоун-сквер, тоже приглашенных на праздник, — те до того были поглощены чудесными новыми платьицами, в которые их нарядила маменька, что уже не в силах были восхищаться ничем, кроме своих шуршащих розовых юбочек, широченных поясов с бантами и прелестных шелковых чулок.
На вечеринке присутствовала и вернувшаяся в Лондон леди Кью; она подарила внучке подушечку для булавок ценою в шесть пенсов. Полковник прислал Этель хорошенькие золотые часики на цепочке. Тетушка преподнесла ей Элисонову "Историю Европы" — поучительное сочинение в роскошном переплете. Подаренная леди Кью подушечка имела довольно жалкий вид среди всех этих подарков, чем видно и объяснялось дурное настроение ее сиятельства.
Гнев титулованной бабушки еще возрос, когда прибыл полковник и Этель подбежала к нему и стала благодарить за хорошенькие часики и даже поцеловала его, с лихвой, я полагаю, вознаградив этим дядю; а вскоре затем явился и мистер Клайв — он был на редкость хорош собой в усах и бородке, коими лишь недавно украсила его природа. Едва он вошел, как все девочки, любовавшиеся его рисунками, принялись хлопать в ладоши, и мистер Клайв Ньюком покраснел от смущения, став от этого еще привлекательней.
Раз шесть, не менее, встречала леди Кью полковника у дочери, но тут она совсем позабыла его и, когда он отвесил ее сиятельству поклон, уставилась на него вопрошающе, поманила дочь и осведомилась, кто этот господин, которого только что целовала Этель. Трепещущая леди Анна объяснила ей, кто это, — она всегда робела в присутствии матери.
— А!.. — промолвила леди Кью и больше не произнесла ни слова. Полковник стоял неред ней пунцовый и совершенно растерянный.
Аплодисменты, встретившие Клайва, также отнюдь не способствовали благорасположению щшфини. Не подозревая об ее гневе, юноша, тоже некогда ей представленный, в свою очередь, подошел засвидетельствовать ей почтение.