Старый весельчак Том Сарджент сидит в "Пристанище" с дюжиной славных собутыльников. Они дотемна корпят над своими книгами, картинами, юридическими трактатами и сходятся здесь для невинных ночных забав и бесед. Спорят о литературе, о политике, о живописи и театре, по-приятельски подтрунивают друг над другом, прихлебывая из своих дешевых кружек, а когда они особенно в духе, то поют веселые старые песни, милые баллады, прославляющие любовь и вино, и знаменитые морские песни в честь старой Англии. Кажется, я и сейчас слышу мощный голос Джека Брента в печальном, но полном достоинства рефрене "Перебежчика" ("Вот потому-то лови минуту и будь же весел, пока ты здесь…"), или чистый тенор Майкла Перси, который выводит припев ирландской песенки: "А кому какое дело, будет так иль будет сяк!", или Марка Уайлдера, горланящего свою застольную "Garryowen na gloria". Песни эти пользовались любовью у веселых завсегдатаев "Пристанища". Право гостя на ту или иную из них считалось священным; его почтительнейше просили исполнить ее и слушали тем охотнее, чем она была старее и знакомее. До чего все переменилось с тех пор, как мы встречались с тобой, честный Том Сарджент! Нынешний главный репортер N-ской газеты (сей ответственный пост занимал тогда наш Том), наверное, ездит в парламент в собственном экипаже и обедает с министрами.
Вкруг Тома разместились степенные члены Королевской Академии, веселые, идущие в гору члены-корреспонденты, сотрудники газеты "Пэл-Мэл" и других редакций; адвокат, чье имя еще, возможно, когда-нибудь прославится; а может быть, какой-нибудь скульптор или хирург, пока еще не практикующий, и два-три светских господина, которым больше по душе бывать в этой любопытной компании, чем на других, более изысканных сборищах. Здесь бывал капитан Шендон, и его шутки стали достоянием местной истории. Заглянул разок философ Фил-лин и попытался, по своему обыкновению, прочитать лекцию, но его метафизические построения рухнули под градом насмешек. Марака, который так важничает из-за того, что пишет в "Икс-Ревыо", попробовал было поважничать в "Пристанище", но поперхнулся от дыма и свял от взрывов хохота. Дик Уокер, тайно бунтовавший против власти Сарджента, однажды, дабы придать себе веса, привел в "Пристанище" какого-то юного лорда из "Синих Столбов", но был так безжалостно "высечен" Томом, что даже этот приятель хохотал над ним. Мы слышали, будто титулованный юнец потом рассказывал, что его водили в одно "чег-товски стганное место, и нагод там пгестганный"; впрочем, ушел он явно очарованный обхождением Тома, хотя больше среди нас не появлялся. Возможно, он просто не сумел найти сюда дороги. Днем можно было пройти мимо дверей "Пристанища" и даже не заподозрить, что это оно и есть.
— Мне думается, — говорил Чарли Ормонд (он был тогда членом-корреспондентом Королевской Академии), — мне думается, что днем его в самом деле нет. Когда мы уходим и Бетси тушит газовый рожок у входа, все исчезает — и дом, и дверь, и стойка, и Бетси, и мальчишка, что разносит пиво, и миссис Нокс, — словом, все наше "Пристанище".
Оно и впрямь теперь исчезло; его больше не сыщешь ни днем, ни ночью — разве что призраки наших веселых собутыльников еще приходят туда по ночам.
Когда за столом потекла дружеская беседа и пошли вкруговую стаканы, а Клайв и его приятель с подобающей скромностью ответили на разные вопросы, предложенные милым стариной Томом, признанным главой нашей ассамблеи и старейшиной почтенного сего вигвама, тут вдруг отворяется дверь, и радостные возгласы собравшихся приветствуют еще одну знакомую фигуру, едва она возникает из клубов табачного дыма.
— Привет тебе, о Бейхем! — говорит Том. — Чертовски рад лицезреть тебя, Фредерик!
Бейхем спешит сообщить, что его дух в смятении, и требует пинту для поддержания бодрости.
— Откуда к нам летишь, ночная птица? — вопрошает папаша Том, весьма приверженный к белому стиху.
— Только что с Кэрситор-стрит, — отвечает Бейхем с тихим вздохом. — Навещал одного беднягу, угодившего в яму. — А, это вы, Пенденнис! Вы его знаете — это Чарльз Ханимен.
— Кто?! — кричит Клайв, вскакивая с места.
— "О вещая моя душа! Мой дядя?" — ворчит Бейхем. — Я, право, не заметил Малыша. И все же, как ни грустно, это правда!