Нюрнберг вне стенограмм

Казалось бы, подготовка казни учитывала все возможные нюансы и какие-либо случайности исключались. Однако, позже – уже во время собственно мероприятия – выяснилось, что Джон Вудс очень плохо организовал казнь. Он доказал, что был самозванцем и непрофессионалом, а с опытом организации у него были большие проблемы. Сказалась ведомственная бюрократия – можно было выписать штатного палача из Лондона, но американцы желали контролировать все сами. В результате люки под виселицами оказались слишком узкими, и многие из приговоренных, падая в них с веревкой на шее, бились о края люка – поэтому на фотографиях трупов, сделанных после казни, можно увидеть, что на телах (и головах) присутствует кровь, чего не должно быть при повешении. Также Вудс плохо рассчитал длину веревки и глубину пространства под люком, в результате, вместо того чтобы скончаться мгновенно от перелома шейных позвонков, осужденные умирали от удушья (Риббентроп, например, промучился 15 минут).

После оглашения приговора заключенным запретили посещать часовню, капелланы навещали их в камерах. Самим приговоренным к смертной казни решением СКС было предоставлено право последней встречи с родственниками – в период с 6 по 12 октября в течение одного часа. До этого до полудня 5 октября им разрешалось переговорить с адвокатами на предмет написать завещание, распорядиться имуществом и т. д.

Последний аккорд Германа Геринга

К вечеру 15 октября все было готово к проведению казни, но тут произошел чрезвычайно досадный для тюремных властей эксцесс. Да что там досадный, просто настоящий скандал, поставивший под сомнение компетентность американской охраны в целом и полковника Эндрюса в частности. (Забегая вперед отметим, что, если учитывать опыт работы надзирателей в тюрьме Шпандау, то можно утверждать, что подобного при наличии советской охраны никогда бы не произошло.) Как говорят – не факт, что это правда, но легенда красивая – план мероприятия предполагал, что первым на эшафот поднимется «наци № 2» и «подсудимый № 1», рейхсмаршал Великогерманского рейха Герман Геринг, который так много крови попортил обвинению во время слушаний на Нюрнбергском процессе.

Дата и время казни были большим секретом американцев, и ни осужденных, ни их адвокатов или родственников никто не информировал. Однако, судя по всему, утечка все же произошла, и тот же Геринг каким-то образом узнал о планах союзников, в противном случае следует признать, что он обладал совершенно выдающейся интуицией и мог просчитывать грядущие события – это, конечно, выглядит несколько фантастично, но все же возможно… В тот вечер накануне казни он совершенно неожиданно обратился к тюремному капеллану Генри Гереке[137]

с просьбой об отпущении грехов. «На всякий случай», – как он обосновал свою просьбу. Гереке переговорил с Герингом, однако, как он позже заявил, не нашел каких-либо перемен в его взглядах и не обнаружил ничего напоминающего покаяния или раскаяния в содеянном, а также желания исповедоваться. После этого пастор объявил, что «не станет потворствовать желанию тех, кто ни во что не верит», и в отпущении грехов и причастии бывшему рейхсмаршалу отказал. Позже он вспоминал: «Он [Геринг] выглядел хуже, чем обычно. Стал критиковать метод казни и назвал его наиболее позорным для себя, учитывая свое прежнее положение».

Герман Геринг направляется к кафедре для дачи показаний на Нюрнбергском процессе

Как уже упоминалось, режим охраны в Нюрнбергской тюрьме был чрезвычайно строгим, а после оглашения приговора он был еще более ужесточен: полковник Эндрюс – как выяснилось, не совсем без оснований – считал, что в этой безвыходной ситуации кто-то из его подопечных может попытаться пойти по стопам Роберта Лея. Для начальника тюрьмы это было бы катастрофой и признанием его полной некомпетентности. Поэтому, когда Гереке ушел из камеры № 5, туда вошел лейтенант тюремной охраны Джон Уэтс, провел осмотр и обыск камеры, после чего доложил начальству, что ничего запрещенного не обнаружил.