Нюрнберг вне стенограмм

Где-то в районе 21.30 обитателя камеры № 5 навестил тюремный врач доктор Людвиг Пфлюкер[138]. Конечно, доктору никакого доверия не было, и поэтому его сопровождал – как и было положено по инструкции – офицер тюремной охраны, в данном случае лейтенант Артур Маклинден. За те месяцы, что лейтенант провел в Германии, он, как всякий уважающий себя англосакс, не удосужился хоть немного изучить немецкий, поэтому ничего не понял из того, что говорили между собой доктор и осужденный. На самом деле слова Пфлюкера могли бы и насторожить – он сказал Герингу: «Ночь иногда может быть очень короткой». Это были не его проблемы – он охранник: он лишь проконтролировал, что после обмена репликами доктор выдал Герингу пилюлю со снотворным (на самом деле Пфлюкер дал ему плацебо – пустышку, просто соду, чтобы сон подсудимого не был слишком крепким), которую тот в его присутствии и принял. Как позже выяснилось: доктор и Маклинден были последними, кто входил в камеру № 5 и видел Германа Геринга живым.

Вскоре после ухода посетителей охранник Бингхэм через откидное камерное окошко проконтролировал ситуацию: «Когда я заглянул в камеру, я увидел, что Геринг лежит в постели на спине, в сапогах, брюках и куртке и держит книгу. Он лежал неподвижно около 15 минут, затем начал беспокойно двигать руками, подносил правую руку ко лбу, растирая его». Все было в норме – руки заключенного были на виду, как того и требовал заведенный полковником Эндрюсом порядок.

Герман Геринг во время перекрестного допроса

Примерно в 22.45, т. е. за полтора часа до мероприятия, тюремный охранник обнаружил, что с обитателем камеры № 5 что-то не так. Уже упоминавшийся Уитни Харрис писал: «Охранник заметил, что Геринг дернулся. Он позвал капрала охраны, и они ворвались в камеру. Они видели, как Геринг корчился в агонии. Когда прибыл врач, предсмертный хрип застрял у него в горле». Это – описание стороннего, хотя и хорошо информированного человека и не очевидца. Наверное, все же стоит обратиться к первоисточнику. В 22.30 15 октября рядового Бингхэма на посту к двери камеры № 5 сменил рядовой 26-го пехотного полка Гарольд Джонсон. Позже его, естественно, подробно допросили, и он дал следующие показания:

«Я заступил на дежурство как караульный второй смены у камеры Геринга в 22:30. В это время он лежал на своей койке, на спине с вытянутыми вдоль туловища руками поверх одеяла. Он оставался в таком положении без движений минут пять. Потом он поднял руку со сжатым кулаком, как будто закрывая глаза от света, затем опять положил ее сбоку поверх одеяла. Так он лежал совершенно неподвижно примерно до 22:40, когда сложил руки на груди, переплетя пальцы, и повернул голову к стене. Он лежал так минуты две-три, а потом опять вытянул руки по бокам. Было ровно 22:44, так как я посмотрел в этот момент на часы. Примерно через две-три минуты он как будто оцепенел и с его губ сорвался сдавленный вздох… [В этот момент, как и было положено по инструкции, Джонсон вызвал разводящего сержанта. – К. З.] Он лежал так минуты. Я сказал ему, что с Герингом что-то не так, и он полетел в кабинет администрации. Через несколько секунд он вернулся в сопровождении лейтенанта Крамера (ответственного офицера) и капеллана Гереке. Лейтенант Крамер заглянул в камеру, затем я отпер дверь, и он вместе с капелланом зашел внутрь. Я вошел следом за ними и осветил камеру».

Геринг без признаков жизни лежал на кровати, правая рука безвольно свешивалась к полу. Генри Гереке поднял и прощупал пульс. Его не было. Геринг был мертв. Прибывший чуть позже врач обнаружил во рту у него осколки стекла и затем констатировал смерть от отравления цианистым калием: Геринг покончил с собой, раскусив ампулу с ядом. (Еще до падения Третьего рейха Гитлер распорядился изготовить значительное количество ампул из тонкого стекла с цианистым калием, заключенных в латунную гильзу – чтобы предотвратить повреждение ампул. Их он раздавал своим сподвижникам, чтобы они имели возможность покончить с собой в случае угрозы оказаться в плену.) На столике в камере лежал небольшой конверт, подписанный H. Göring, в котором находились латунная гильза, в которой и была когда-то заключена ампула с цианистым калием, а также три записки: письмо супруге Эмме, урожденной Зоннеман, и дочери Эдде, обращение к немецкому народу с оправданием его действий и отрицанием обвинений союзников, письмо пастору Гереке. Кроме того, Геринг оставил записку, адресованную коменданту тюрьмы полковнику Бёртону Эндрюсу[139].

Главным было его послание СКС, которое гласило:

«Союзному Контрольному Совету! Я бы, не задумываясь, позволил себя расстрелять! Но повесить германского рейхсмаршала невозможно! Я не могу этого допустить ради Германии. Более того, у меня нет морального права подвергнуться наказанию, назначенному моими врагами. Поэтому я выбираю ту же смерть, что и великий Ганнибал.

Герман Геринг.