Нюрнберг вне стенограмм

Вскоре после приезда Комиссии мы поехали в соседний городок Фюрт за покупками. Нам были нужны канцелярские принадлежности. Прямо на дороге, за мостом, слева, в нижнем этаже дома была то ли лавчонка, то ли магазин. Вошли. Магазин состоял из одной узкой комнаты, перегороженной в глубине прилавком. Стена сзади прилавка была уставлена товаром. За прилавком стоял пожилой немец. Боря Соловов, говоривший по-немецки, перечислил, что нам было нужно. Немец улыбался, угодливо выставлял товар. Дошла очередь до какой-то бутылки. И немец пояснил, что, пользуясь клеем, который в ней содержался, лучше не пачкать пальцы и не слизывать прилипший к ним клей, ибо клей этот был сварен из человеческих костей. При этом он показал на наклейку.

Не помня себя от ужаса, я схватила бутылку и с силой швырнула ее о стену. Я не возражала бы, если бы она попала и в продавца. Мы ринулись вон из магазина, сели в машину и уехали. В глазах немца был страх. Меня тошнило.

Возвратившись, я рассказала все руководству. Мне посоветовали, довольно твердо, впредь держать себя в руках. Совет я выслушала, но внутренне меня не убедили. Держать себя в таких случаях в руках нельзя. Больше я по магазинам не ездила.

20

Из Москвы мы, группа переводчиц во главе с [Николаем] Орловым*, вылетели в Нюрнберг в плохую погоду, совершенно нелетную. Самолет, на который нас должны были «погрузить», был военным и предназначался для парашютистов. Вылет задерживался. Мимо нас на Центральном аэропорту расхаживал абсолютно нетрезвый, отчаянный, видавший виды пилот. Обстановка выглядела несколько тревожной и малоуспокоительной. Ветер дул «в лицо», летели мы долго, часов 6. Берлин нас не принял, самолет кружил, снижаясь и поднимаясь. Состояние было омерзительное. Когда мы сели, летевший с нами британский атташе выскочил пулей. Его тошнило. Закоченевшие и уставшие, мы были переправлены в Карлсхорст[192].

Командировка в Нюрнберг началась. Куда же нас поместили? Типичное для того времени Берлина здание было высоким, но без лифта. Таня Гиляревская и я оказались на 6-м или 7-м этаже, в квартире, состоявшей из нескольких больших комнат, полных мебели, посуды, книг и с полным отсутствием одеял, простыней и подушек. Спали, накрывшись собственными пальто. У убежавшего хозяина был огромный кабинет, уставленный книгами и обитый деревом и кожей. Первое, что нам бросилось в глаза, была книга Гитлера «Mein Kampf». В отличие от других, она стояла не корешком, а прямо.

На кухне полки были заполнены белой эмалированной посудой. Спальня была из голубой карельской березы с черными лаковыми ручками. На пустом трельяже у окна осиротело стояла миниатюрная сине-серая стеклянная ваза. На окне, ведущем на балкон, колыхалась тюлевая штора.

В доме царила мертвая тишина. Все кругом было безлюдно. Время от времени где-то внизу, как выстрел, хлопала дверь.

Со всеми вопросами мы должны были обращаться к молодой немке, выполнявшей функции портье. В проем лестничной клетки мы изредка улавливали ее присутствие, но к нам она не поднималась.

Чувствуя себя ужасно неловко в чужом доме, не зная, что и где найти, стесняясь прикоснуться к вещам, пусть брошенным, но нам не принадлежавшим, мы раз рискнули немку позвать. «Freulein, kommen Sie hier, bitte!»[193], – робким голосом взмолилась я, перегнувшись через перила.

Freulein не пришла. Так началась наша короткая жизнь в Берлине.

По утрам мы отправлялись пешком в СВАГ. Это было недалеко, В Берлине стояла в самом разгаре золотая осень. Под ногами шуршали опавшие листья.

Поскольку из Москвы нас отправляли довольно поспешно, экипировку, тогда поломавшуюся, мы должны были получить через СВАГ. В основном она состояла из случайных, одинаковых, мало интересных вещей, которые пригодились в Нюрнберге весьма относительно. Не могли же мы, в конце концов, ходить как в униформе! В том же «распределителе» мы истратили на покупки часть полученных денег. Мне понравилось только белье.

Кругом стояли небольшие, не поврежденные бомбежками коттеджи. Более предприимчивые немцы пооткрывали частные магазинчики. Помню один – в нем продавались парфюмерия и косметика. Я впервые узнала запах лаванды…

Мы ждали отъезда в Нюрнберг каждый день. В СВАГ нас инструктировали и с нами беседовали, но в общем там было явно не до нас. Ходили мы в СВАГ обедать, каждый день следуя по одному и тому же маршруту, в один и тот же час. Однажды мы решили пойти иной дорогой. В ту минуту, когда мы обычно приближались к определенному отрезку тихой, покрытой золотым ковром улочки, около тротуара взорвалась подложенная мина…

Нам все-таки удалось посмотреть Берлин.

Помню парк, где валялись поверженные белые статуи и перевернутые старинные урны… Скамейки стояли дыбом, многие деревья были вырваны с корнем[194]… По парку шла пожилая немка с мальчиком лет 10. Мужчин в Берлине почти не было видно. Немного стариков да калеки – вот и всё. Женщины, в особенности пожилые, показались мне похожими на евреек, и я подумала, что наверняка в жилах немцев текла иудейская кровь…