Нюрнберг вне стенограмм

В своих путешествиях по Берлину мы добирались и до Бранденбургских ворот, и до Рейхстага, Курфюрстендамм и Унтер ден Линден. Наш шофер, говоривший «на О», обычно так и предлагал: «Давайте отправимся тудой-сюдой, округ Золотой бабы…», имея в виду огромную статую Победы, стоявшую в конце Курфюрстендамм.

За Бранденбургскими воротами бурлила толкучка, где немцы торговали пожитками и меняли тряпки на еду. Одна из наших переводчиц, очень смешная, ныне покойная Житская приобрела себе нелепое вечернее платье из серого муара со смятыми малиново-лиловыми цветами. Житскую задержал американский патруль. Нашему начальству пришлось ее выручать. На всякий случай, всем нам был дан нагоняй.

Бранденбургские ворота в Берлине, 1945 год

К Бранденбургским воротам вела широкая улица, кажется, Унтер ден Линден. Все здания были полностью разрушены, но в каждом подвале был открыт «погребок». Из каждого «погребка» неслась зазывающая джазовая музыка… Болтались яркие рекламы.

Как-то к вечеру мы попали на Александрплац и увидели две группы «постояльцев». В одну входили американские солдаты, торговавшие трофейными часами; в другую – жалкие, изможденные немецкие проститутки, размалеванные и наряженные в нелепые обшарпанные туалеты. Солдатам торговать не разрешалось. Они нанизывали часы, иногда штук по 16, на обе руки, почти до плеча. Как только появлялся «клиент», рукава отвертывались и товар показывался лицом. Говорили, что марки обменивались в американской армии на доллары из расчета 10 к 1. Американский часовой, стоявший в здании Суда около двери, ведущей в кабинеты Руденко и Покровского, тоже торговал часами таким же способом.

Колесила по Берлину я и с Романом Карменом. Помню, как мы въехали в небольшую улицу и убедились, что проехать по ней было нельзя. Кругом высились горы разбитого кирпича, большинство домов были полностью или частично разрушены. Среди кирпича вилась протоптанная тропка – где-то ютились люди. Мы стояли у машины, внимательно осматриваясь кругом. От высокого дома справа осталась лишь одна стена. На 3-м или 4-м этаже этой стены, прилепившись на чудом уцелевшем куске пола, буквально в воздухе повисло пианино… И вдруг стена стала колыхаться как маятник. «Скорей в машину!» – крикнул Кармен, и мы рванулись назад. Стена с грохотом рухнула…

Роман Лазаревич Кармен (настоящие имя и фамилия – Эфраим Лейзорович Корнман; 17 ноября 1906, Одесса, – 28 апреля 1978, Москва) – режиссер и оператор, народный артист СССР (1966), Герой Социалистического Труда (1976), трехкратный лауреат Сталинской премии (1942, 1947, 1952), лауреат Ленинской (1960) и Государственной премий СССР (1975). В качестве кинооператора находился в революционных войсках во время гражданской войны в Испании (1936–1939). В 1939 году вступил в ВКП(б). Во время Великой Отечественной войны – на фронте. Снятые им материалы вошли в фильмы «Разгром немецких войск под Москвой» (1942), «Ленинград в борьбе» (1942), «Берлин» (1945). Кармен был автором сценария, режиссером и руководителем фильма «Суд народов» (1947) о Нюрнбергском процессе.

По городу ходили трамваи. Я никак не могла заставить себя войти в трамвай и сесть или взяться за трамвайную ручку. Оказавшись реально на земле страны, которая явилась причиной такой ужасной войны, всей своей душой, умом и сердцем я отказывалась поверить в реальность ее существования, ее воздуха, ее людей…

21

Выехали мы из Берлина в крытом грузовике. Временами мерзли. Когда проезжали Саксонию и Баварию, стало теплее. Не помню, проезжали ли мы большие города, да и были ли они, большие города. Меня поразил порядок, аккуратная, пусть разбитая, но чистота. Рассказывали, что немцы тщательно собирали банки, пузырьки, посуду и не рубили деревья в лесах. Когда было нужно топливо, они подбирали валежник… Леса стояли чистые, прибранные и пустые.

По пути попадались крохотные городишки. Вдоль дорог росли фруктовые деревья. В одном из таких кукольных городочков мы остановились переночевать. К жилому дому примыкал хлев.