Нюрнберг вне стенограмм

Бывший министр иностранных дел [Иоахим фон] РИББЕНТРОП, опустившийся и постаревший, смотрел какими-то невидящими глазами. После самоубийства [руководителя Немецкого трудового фронта Роберта] Лея (Лей удавился в камере) у всех подсудимых изъяли галстуки и шнурки. Он шаркал в огромных ботинках, напоминавших низкие валенки. По-моему, единственный из всех подсудимых, он, во всяком случае в начале процесса, тихо и незаметно поднимал руку в фашистском приветствии в Зале суда, произнося слово «Хайль!» как только упоминалось имя Гитлера. Находясь в тюрьме, так же как и Розенберг, Риббентроп писал мемуары. Сразу же после казни они были изданы в Англии и США.

Начальник штаба Верховного главнокомандования[195]

[генерал-]фельдмаршал [Вильгельм] КЕЙТЕЛЬ сохранял военную выправку, сидел прямо и почти неподвижно. Я была на одном из его допросов. Когда с него брали клятву, что он будет говорить только правду и ничего, кроме правды, он добавил: «Во всем, что не будет касаться моей военной присяги. Я солдат». Кейтель упрямо повторял, что не имел никакого касательства к действиям, производимым СС, СД и пр. организациями. «Я – профессиональный военный, я занимался военными действиями, стараясь выиграть войну, – вот и все», – твердил он. Кейтель резко изменился после блестящего выступления Паулюса в суде. Он сник и сдал. Его дело было проиграно. В памяти осталось ощущение, что до конца процесса он так и не поднял головы. Паулюс, кроме всего прочего, был его личным другом.

Во время обеденного перерыва (слева направо по кругу): Альфред Розенберг, Герман Геринг, Карл Дёниц, Вальтер Функ, Бальдур фон Ширах

Герман ГЕРИНГ, «наци № 2», сидел, подобно чудовищной туше, вальяжно. Вместо галстука на шее была завязана темно-синяя косынка в мелкий белый горошек. Геринг разглядывал зал внимательно, подмигивая женщинам, в частности мне. Я никогда не видела человека (если Геринга можно назвать человеком) таких размеров. На френче виднелись отверстия от множества снятых орденов. Взгляд был тяжелый и страшный, но страха в нем не было. Геринг на что-то надеялся. Может быть, страх свой умело скрывал. Постепенно он худел, и френч стал болтаться на нем почти как распашонка. Но сила в нем сохранялась огромная.

Мне довелось видеть несколько нацистских фильмов, «посвященных», если так можно выразиться, фашистским концентрационным лагерям. Невозможно поверить, что находились операторы, снимавшие процесс сжигания сотен людей в печах или массовые пытки и расстрелы. Геринг, по-видимому, испытывал особое удовольствие, лицезрея уничтожение узников. В одном из фильмов запечатлелась ясно в памяти следующая картина: двор, покрытый снегом, слева длинный ряд горящих печей. Через двор на пленке снизу вверх медленно движется сквозь строй немецких охранников длинная очередь людей. Доходя до определенного места, они снимают одежду. Сбоку стоит небольшой оркестр тоже из узников. Оркестр играет… Специальная команда «подсаживает» людей на огромные лопаты и… засовывает в пылающий огонь. Периодически печи закрываются на задвижки.

Мы смотрели на это, оцепенев от ужаса. А вот Геринг с Кальтенбруннером приехали в лагерь специально и позировали перед камерой! Геринг вообще любил «развлекаться». Среди всего прочего он обожал маскарады. Много пленки прошло перед нашими глазами, где он снимался в разных костюмах, верхом (даже на ослике), видимо чрезвычайно довольный собой.

Осужденный на казнь через повешение, Геринг отравился в своей камере цианистым калием за несколько часов до исполнения приговора. Существовало несколько версий относительно того, как он этот цианистый калий получил. Один иностранный журналист утверждал, что проник в зал суда до начала заседания и прикрепил ампулу при помощи жевательной резинки, что мало вероятно. Скорее всего, так считало наше руководство, жена Геринга, приехавшая в Нюрнберг за несколько дней до казни, подкупила американского часового (или кого-нибудь еще). Сделать это было нетрудно.

Руководитель Гитлерюгенд Бальдур фон ШИРАХ, воспитанный, как говорили, в пеленках из брюссельских кружев, сохранял известную элегантность, следил за своей внешностью и эмоций своих не выдавал. Он был почти непроницаемо спокоен. Приговоренный к 20 годам тюремного заключения, Ширах проводил это время в тюрьме Шпандау, читая бульварные и детективные романы. Ходили слухи, что в этой тюрьме он чуть было не повесился, узнав, что жена хочет с ним развестись.

Гросс-адмирал [Карл] ДЁНИЦ, видимо, рассчитывал на то, что к нему отнесутся милостиво, рассчитывал на помощь англичан. Он сидел ровно, соблюдая привычную военно-морскую выправку. И только глаза, при полной неподвижности лица, буравили действительность и зал.