Но тогда была война

Зоя полы драила, и в очередях за хлебом отстаивала с трехзначными номерами на ладони, и ездила куда-то карточки отоваривать. Хорошо, что не в Моршанске — в сбыте мыла не участвовать. Не сладко. Вот и не любит она ничего вспоминать: какие они, детство и отрочество. Не барские дети, и время не дворянское. Ни беседок, ни гамаков, ни крокета, ни катаний на лодках, ни чаепитий на террасах. Все мимо детства: житуха военного времени. И что нам по детской и маминой иждевенческой карточке полагалось?

Особенно не хватало хлеба. Оладьи из мучки мама какие-то стряпала, но хлеб есть хлеб. И отец подрабатывал починкой обуви, отдавая свободное время сапожной ноге. Инструмент он сохранил, прихватил с собой. Насадит на стальную лапу изящную женскую туфлю и тук-тук — постукивает молоточком, подметки набивает, косячки ставит, набойки на каблуки и потом их специальной деревяшкой лощит, в верхах дырочки да трещинки подклеивает.

Сидит Иван, стучит. А над ним на втором этаже другой Иван, товарищ по работе, тоже мастер по сапожной части; сверху слышно: тук-тук. Па, дядя Ваня уже стучит! Опа — хватает отец сапожную лапу, садится, зажимает ее коленями — и мне пора. Под нами подвал, докучать некому: тук-тук.

Заказчики у него были по большей части женщины — и хористки, и балерины. Худенькая тетенька войдет, проскользнет как лучик, раз-раз, носочки в сторону, принесет папе свои балетки, он их и приводит в божеский вид; любил обслуживать балерин — они расплачивались хлебом. При мне одна заказчица вручила ему целую буханку. Они хлеба не едят, пояснил он нам, фигуру берегут.

Трудно передать окраску отцовской речи. Тут надо не рассказывать, а показывать. Бог весть уж когда по телевидению шел концерт. Выступал артист Дудник, пародируя речь "под титлами". Мама смеялась, говорила, копия отец. Михаил Евдокимов и Владимир Винокур очень здорово это делают. Но пародировать отца мне не хочется. Он стеснялся разговаривать с незнакомыми людьми, предпочитал их слушать. Вот и балерина принесет ему работу, объяснит, что ей хочется. Отец повертит туфельку или пуанты, скажет, водя пальцем по обувке: тут так, тут вот так. И показывает, где тут и что так. Улыбнется: сделаем! И принимается за работу.

Дни шли за днями. Война бушевала там, на фронтах. В Москве фронтами руководил мудрый вождь и учитель И.В. Сталин. В Куйбышеве регулярно шли спектакли Большого театра. Как мы воспринимали значительные события войны? Не могу ответить на этот и другие вопросы. Детская память запечатлела факты жизни избирательно, по непостижимой логике: запоминалось, когда было больно или смешно, радостно или стыдно, страшно или удивительно. Наверное, конечно, в Моршанске известие о разгроме немцев под Москвой вызвало у всех радость, а у эвакуированных и облегчение — скоро домой! Не все, что мелькает за окном поезда, запоминается. А какие-то яркие детали: бабушка в лохмотьях с посошком у переезда; коза на длинной привязи, пасущаяся на выложенном из камушков лозунге "Вперед к победе коммунизма"; брошенный и почему-то перевернутый вверх колесами ржавый комбайн в поле… Только миги. Я был слишком мал, чтобы обладать в будущем солидным запасом воспоминаний о прожитом детстве.

Мелькают сюжеты, глаза ухватывают, затвор щелкает в памяти, как на фотоаппарате, что-то фиксируется на пленке. Но то ли что-то засвечивается, то ли проявитель с закрепителем не совершенны, когда пленка отматывается назад, она то чистая, смытая, то темная. Редкий кадр вышел удачно, "фотограф был неопытен в работе".

А вот мелькнул четкий кадрик — один из 36 неудавшихся.

* * *

В Куйбышеве: я падаю в подвальный приямок перед окном головой вниз — бухнулся с уличного трубчатого ограждения прямо на кирпичи, словно специально там для меня разбросанные. Конечно, расшиб лоб. Ору от боли и страха и помню руку, которую тянет мне сверху прохожий. Отец дома, наверное, это случилось в понедельник, театральный выходной. Он подхватил меня на руки и понесся в поликлинику, где мне наложили скрепки, забинтовали. Я перестал плакать, ожил на руках отца и на обратном пути гордился бинтами, как солдат. А сестры меня дразнили: Руя у нас теперь "с раной", с фронта пришел. Вся моя гордость испарилась, и я опять заревел. Как дела на фронте, много фрицев убил? Отстаньте от меня! — орал Руя. Не ори, швы разойдутся. На память где-то у правой брови вертикальный шов. Теперь уже и не заметен среди морщин.

* * *