Но тогда была война

Ой, как она ошибалась! Мы уже давно все "петрили", как себя помнили, так и петрили во всем, в чем нам петрить еще не полагалось, во всем, что вокруг нас происходило, куда глазенки и уши детские доставали, вплоть до того, чем и как делают детей. И свои будущие "орудия производства" тщательно исследовали и изучали по инициативе Славки Молочникова у нас под терраской в компании с соседскими девчонками. В свой час и Женька освоил эту исследовательскую лабораторию, в которой гладил девчонкам животы холодным утюгом, за что получил прозвище Доктор. Он и стал врачом, замечательным хирургом, незабвенный брат мой Женька.

"Петрил" я и по поводу шахера-махера. Им занимались и наша тетя Маня-Цыганка и Кутиниха. А вот тетя Лена Ивановская не занималась. И Анна Васильевна Хлебникова — нет. И я уже начал понимать и постигать азы экономики социализма и криминальной экономики. И почему тетя Сима ест копченую колбасу, а Ивановские — холодную картошку в мундире без масла. Обколупливают коготками кожуру и едят без соли, а Юрка Ивановский сидит с голой попкой на окне в драной рубашенции до пупка, лижет эту картофелину, и не только лицо в картошке, но и пиписка. Я видела разницу в жизни, и мне было стыдно и горько, и находились неожиданно злые слова, и тогда, и сейчас.

К Симке хаживал хахаль Ефим Абрамович, заведовавший где-то в Перово овощной палаткой или магазином. Хахалями в те времена называли любовников. По-нынешнему — это бой-френд. Скажи я тогда, что Ефим Абрамович бой-френд, дядя Леша принял бы меня за шпиона.

Встречались они открыто, не таясь: крадучись в наш дом бой-френд не пробирался.

Симка, конечно, все объяснила, у него, конечно, жена больная, а он, конечно, мужчина, он без этого не может… и т. д. Все согласно и понимающе кивали головами, делали вид, что сочувствуют Ефиму Абрамовичу, но принимали его равнодушно. Бой-френд был приветлив, общителен, небольшого роста (под размер палатки, сказала Лида), голосом обладал сиплым, за что я его прозвал Утесовым. И когда Ефим появлялся в доме, я ходил по коридору и пытался своим голосом сипеть под знаменитого певца: "Парень я молодой, а хожу я с бородой. Я не беспокоюса-а-а, пусть растет до пояса…"

Симка быстро прибрала к рукам обеих Марусек, стала крутить с ними дела и ездить в Моршанск. Спекулянтский бизнес процветал. Вот тогда, наверное, закладывались в рыхлую почву наших военных бед семена перестроечных времен, начальной капитализации… А может, и нет, они в почве жизни были всегда, только дожидались удобного часа, чтобы дать всходы. Вот и взошли.

* * *

Дело шло к зиме. Сообщения Информбюро из черной тарелки были торжественно-победными: "Наши войска с боями освободили город…"

Тетя Маня и Кутиниха однажды заявились из Моршанска без товара и без Симки: прогорели, а Симку с мануфактурой взяли в Ряжске… Милиция. Несколько раз прибегал Ефим Абрамович, охал, ахал, кряхтел и сопел, хватался за голову, в общем, выказывал страдания. Потом порылся в Симкиных вещах, что-то сунул в сумку и исчез. Дверь тети Симиной комнаты пугала молчанием. Я отчетливо ощущал пустоту за нею и печаль покинутого жилища. Б-р-р! Жутко. Дядя Леша молчал. У нас шла дискуссия шепотом — по поводу Симкиной судьбы. Уши я держал топориком, ловил каждое слово и понял, что, возможно, соседку отпустят, так как она была в интересном положении от Ефима Абрамовича.

Только стаял снег, по весне Симкину комнату обчистили. Утром Анна Васильевна вышла на крыльцо, глянула на наш дом и увидела черный провал вместо стекла в маленьком тетесимином окошке. Подошла к дому, а стекло на завалинке стоит. Она и давай нам стучать — у нас еще никто не выходил, все спали как сурки. Потом позвонили в милицию, явился участковый, опросил взрослое население, составил акт. Шестиметровая комната была пуста, как и Симкины шкаф, и кровать, и стол. Барахло, одежда, шмотье — все исчезло: шуба, пальто, плащи, платья, постель, скатерти, занавески, знаменитый халат — все улетело через оконную створку. Тетю Симу обчистили полностью.

Как же вы не слышали, что жулики лезли? Так и не слышали, спали крепко. Грабили, наверное, на рассвете, самый сон. Жулики знают, когда грабить. Милиционер недоверчиво слушал и подозрительно поглядывал на жильцов. Проверил документы — дяди Леши, у отца и матери… Хорошо, что у нас никто в это время не гостил. А документы, удостоверения, должности и места работы мужчин слегка охолонули следовательский пыл участкового. Ну, обчистили, так обчистили… Примерно через месяц явилась Симка. С большим животом. Отпустили, пожалели как беременную. Иди, говорят, рожай да больше не попадайся. Открыла комнату, глянула — ноги подкосились, плюхнулась она на пустую кровать и заголосила, головой замотала. Кричала, будто похоронку получила. Покричала, покричала, ни одной слезинки не выпустила, встала, начала прибираться. Мама ей помогала, полы вымыла — тяжелая ведь соседка, дело знакомое, жалко бедолагу. Вскоре и Ефим Абрамович обозначился. Ничего, все наживем. Наживут, конечно. Как наживали — этого я не узнал, меня в Моршанск увезли.