Но тогда была война

Странное дело: отец из крестьянской семьи, а никакой тяги к работе на земле я у него не замечал. Возле широкого крыльца он в год переезда в дом посадил липу. Она выросла быстро, и я, когда подрос, залезал по ней на крышу крыльца и дальше — по доске с поперечинами, укрепленной на коньке для кровельных работ, забирался на верхотуру, со страхом (высоты боюсь с детства) садился верхом на конек и обозревал окрестность. Вот внизу наш огородик, как раз напротив крыльца. Четыре грядки от соседской границы — дяди Леши Хлебникова, три справа — наши. Это он нам уступил. Весной время придет копать, Лида канючит: пап, вскопай огород. Наконец, выпадет минута, отец схватит лопату, вылетит на грядки и с криком ас-са-на-халя! — хоп, хоп, хоп — единым махом взметет их, не нажимая на лопату ногой, плюнет и уйдет в дом. А Лида их граблями разрыхлит и грядки наметит. Делал эту работу и я, когда стал постарше, отсюда у меня огородная школа.

Мы между грядками ничего не разливали. На дядилешиной части осенью выкапывалась траншея, и все выгребалось в нее и засыпалось землей: не ходи — провалишься. Раз одной ногой шагнул — притягивало, так и тянуло перепрыгнуть. Прыгнул — по колено увяз, отмывали, браня, говенного Рую.

И вот наши визави по осени устраивали в своем огороде море разливанное. По весне грядки перекапывались, высаживалась капуста, свекла, морковь, редька. Это как раз напротив нашего огорода. А за своим домом и перед ним соседи все занимали под картошку. Вскапывали под самые кусты сирени и акации и фундамент.

А какие кочанищи осенью срезали! Нам разрешалось выдернуть зеленую кочерыжку. Обрежешь ее, ножом остругаешь и слопаешь белую сердцевину. А потом мы ходили смотреть, как соседи рубили капусту в деревянном корытце и квасили с тертой морковью в бочках. У каждой семьи — своя. Дядя Леша тоже готовил бочку на кухне, которой никто никогда не пользовался — старая печь не работала, холодно. Только ведра с водой оставляли. И еще там стояла обветшавшая с былых времен тумбочка, обитая изнутри толстым войлоком, — термос, в нем долго хранилась горячая пища в кастрюлях. Все готовили на керосинках, а в холодное время — каждый на своей печурке, сложенной в комнате, с крохотной плитой.

Квасить капусту для дяди Леши приходили Анна Васильевна Хлебникова и тетя Лена Ивановская. Бочку набивали, уминали и уталкивали капусту, прикрывали деревянным кругом и сверху на него наваливали гнет — здоровенный булыжник. Анна Васильевна работала и все поглядывала на зятя, улыбалась. Соседские бабы имели мнение, что он должен жениться на ней, вдове его погибшего старшего брата. А когда он через несколько лет привез из Москвы молодую блондинистую красавицу Нину, которую взял в жены, Анна Васильевна, рассказывали, упала дома на постель и горько и долго рыдала. Не судьба.

Капуста давала розовый сок, он поднимался над кругом, пенился. И мы его втихаря попивали. Я это и теперь делаю, когда с женой квасим капусту в семилитровом фаянсовом бочонке. И Руя, как в далеком детстве, получает по шее. В те годы я не понимал, почему мои-то ничего не квасят? И сожалел об этом. А сосед ни разу нас капустой не угощал. Голодно — самим не хватало.

"АРТНАЛЕТ"

И стряслась вот какая беда теплым майским воскресеньем. "Путя" на линии были забиты эшелонами с армейскими частями, техникой и продовольствием, цистернами с горючим. Солдатики подголадывали, один и рискнул, в вагон за тушенкой полез. Угость увидел, а у него был приказ стрелять без предупреждения, и выстрелил в воришку. Да промазал, пуля угодила в другой вагон, что-то в нем загорелось, затрещало, вспыхнул порох, начали рваться патроны. Какие они там были, те патроны, трассирующие, разрывные или для ракетниц? Как теперь узнаешь? Только пожар разгорался, патроны рвались, и огонь начал перекидываться на другие вагоны и составы. Запылали цистерны, вагоны со снарядами, снаряжением. А там и ахнул первый взрыв. Загугукали, как в сорок первом, паровозы, к ним присоединился химзаводский гудок. Тут линия горит и стреляет, бок о бок с ней химзавод с опасными всякими горючими жидкостями в громадных баках. И вся эта страсть — под окнами наших домов.

Из взрослых в доме был один дядя Леша. Отец с утра уехал в театр на репетицию, мама ушла на рынок. Сосед приоделся: в костюме, в белой рубахе с галстуком, куда-то собрался в Москву. Когда грянул первый взрыв, мы подумали — гроза, но потом началась канонада, и мы поняли, что это беда. — Закройте окна! — закричал из-за дощатой стенки дядя Леша. Будто стекла спасут. У нас была открыта одна форточка на террасу. Зоя ее захлопнула и накинула крючок. Отойдите от окон! Марш в сени! — опять закричал сосед и кинулся в коридор к телефону. Але! Дайте милицию! Милиция?! Химзавод немцы бомбят! — заорал он в трубку и выскочил в сени, где уже скопились мы, все четверо. Ахнул очередной взрыв. Ложитесь! — крикнул сосед, схватил от стены фанерный светомаскировочный щит, бросил его на пол и рухнул на щит сверху.